Георгий Гречко - Космонавт № 34. От лучины до пришельцев

Кажется, никто из нас, космонавтов, и я в том числе, не сумел бы так емко сказать о своей профессии. А у него одна строчка – «Я первый смерил жизнь обратным счетом». И надо сказать, «обратным» мерить тяжелее, чем «прямым». Потому что, когда осталось два часа, остался час, осталось пять минут, – ты даже не знаешь, осталось до чего. И когда за две минуты до старта взрывается ракета, становится ясно, что такое обратный счет, к какому финалу он может привести…

Серьезная опасность может подстеречь даже в предполетном обследовании в барокамере. Нас там двое. Откачивается воздух, падает давление, становится меньше кислорода. Неожиданно мне по радио кричит врач, наблюдающий за нами с помощью телевидения: «Держи». Я смотрю на себя и не понимаю, что держать. «Товарища держи!» Смотрю, а товарищ падает. Тут же аварийный спуск барокамеры, от быстрого изменения давления, как удар по ушам… Врываются врачи… Один из них говорит мне: «Сегодня барокамеру можно больше не проходить. Все-таки была нештатная ситуация». Лучше перенести ее на следующий день.

Я настаиваю: «Буду проходить сейчас». И вновь откачивают воздух. Я смотрю, а у меня в глазах туман. Думаю, дурак, зачем рискнул. Нужно было пойти отдохнуть. Может быть, на меня повлиял этот «спуск» и меня сейчас «забракуют» за мою же лихость? А врач, наблюдавший за мной, понял, что происходит, и спрашивает: «Ты чего? Туман?» Я говорю: «Туман». А он: я, мол, видел, что ты хорошо перенес «быстрый спуск» и дал просто быстрый подъем, и поэтому туман в барокамере, а не у тебя в глазах… В общем, мало не показалось. А товарища увели, и дорога в космос для него оказалась закрытой…

Читаем Высоцкого дальше:

«Вот мой дублер, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым».

Долгое время о дублерах писать как-то стеснялись. Если не брать наши международные экипажи, о которых сообщала вся мировая пресса, то только в 1987 году впервые объявили фамилии дублеров длительной космической экспедиции.

Я много раз был дублером. Не раз проходил полный курс подготовки к полету. Высоцкий очень точно почувствовал: «Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта». А ведь путь до лифта – это не дорожка по красному ковру после возвращения. Путь до лифта – это те же барокамеры, те же самые центрифуги. «Но дальше я поднялся без него». Все, дублер исчезал. Надо сказать, что это было тяжело. До лифта были еще равные люди. А еще один шаг – в лифт, и уже один известен на весь мир, а другой, равный, а может быть, лучше, превращался в невидимку. И что это уловил Высоцкий, просто поражает. А он еще говорил: «Я так мало знаю о вашей профессии…».

Однажды Владимир Семенович пригласил меня на концерт в какой-то Дом культуры в районе заставы Ильича. Володя был на редкой в те годы иномарке, его друзья – тоже. Насколько я помню, «Мерседес» и «Мустанг». Я подъехал к его дому на малой Грузинской. Он мне не сказал точный адрес Дома культуры. Я должен был ехать за ними на своей «Волге». И они сразу помчались так, что у меня волосы дыбом встали. Или они уж очень спешили, или это был их обычный стиль вождения, но они мчались как сумасшедшие. Почти никакого внимания на светофоры, даже трамваи обгоняли по встречным рельсам!

Ребята бросили мне вызов, устроили игру. По их замыслу, я должен был отстать, потеряться. Но я принял вызов и не собирался отставать. Хотя моя «двадцать четверка» еле-еле выдерживала такую гонку. Тут мне пригодился опыт занятий автоспортом, опыт фигурного вождения. На предельной и даже запредельной скорости я лавировал за ними и не отставал.

Когда мы одновременно доехали до клуба, ребята выглядели разочарованными, что их затея не удалась. Гордость была задета: как же так, какой-то ГАЗ не отстал от их бешеного темпа! Кто-то из них сказал: «Да какая это „Волга“, у тебя же спортивная машина!». И всем говорили, что у меня только с виду «Волга», а вся начинка – иностранная.

Это они фантазировали, у меня была самая настоящая «Волга». Мне предлагали импортный карбюратор – у меня не хватило денег. Потом я узнал, что кто-то купил его, под фамилию Гречко. Такое часто бывало. На имя космонавта Рукавишникова махинаторы однажды получили гараж. Спортивным в моей «Волге» был только водитель.

Но в гонках за Высоцким я сжег сцепление. Когда я парковался – думал, возвращаться с концерта мне за рулем не придется. Концерт, как всегда, прошел великолепно, Володя выкладывался по полной программе, «рвался из сил и из всех сухожилий». Когда я, полный впечатлений от песен Высоцкого, вернулся к машине – оказалось, что сцепление за это время поостыло, и можно было ехать. На всю жизнь я запомнил ту поездку «наперегонки».

И еще об одном. Иногда приходится слышать, что, собственно, Высоцкий сделал? Сейчас газеты открыто говорят об острых проблемах, вскрывают недостатки, и Высоцкий бы сегодня просто потерялся. Мол, он был хорош для своего времени. Решительно не согласен с этим. С его песнями можно идти в бой, можно лететь в космос. Я считаю Высоцкого лучшим бардом, лучшим поэтом с гитарой по силе песен и по исполнению… Я каждый год езжу на Грушинский фестиваль в надежде услышать нового Высоцкого. Но Володя был и остается лучшим, новые Высоцкие не появляются. Раза четыре мне посчастливилось бывать на больших концертах Высоцкого. Хотелось бы больше…

Незадолго до смерти он звонил мне, предлагал встретиться с отрядом космонавтов. У него были планы новых песен о космонавтах. Говорил даже о каком-то сценарии на космическую тему. Мы должны были поговорить об этом при встрече. Увы, та встреча не состоялась. Ранним июльским утром 1980-го года я узнал о смерти нашего любимого барда. На похороны в театр на Таганке я пришел со служебного входа. Иначе бы не пробился через толпу ценителей Высоцкого. Провожал его в последний путь вместе с актерами Таганки. С этим театром у меня была давняя дружба. Я даже входил в Общественный совет этого выдающего театра.

Когда решали, какой ставить памятник Владимиру Высоцкому на Ваганьковском, оказалось, что и тут возникли какие-то бюрократические препоны. Вроде бы скульптура Рукавишникова была выше, чем «положено по инструкции». Море людей, один знаменитый и два известных человека открывали этот памятник с гитарой за спиной и «привередливыми конями». Поэт Андрей Вознесенский, директор театра на Таганке Николай Дупак и я.

Я один из учредителей премии имени Высоцкого «Своя колея» вместе с мамой и сыном Высоцкого. Эту премию мы присуждаем тому, кто совершил Поступок с большой буквы. Людям, которые не изменяют своим убеждениям. Настоящим героям, которым Высоцкий, будь он жив, захотел бы посвятить песню. Этому начинанию уже больше пятнадцати лет.

В конце главы я хотел бы полностью привести «Поэму о космонавте». Я считаю, это лучшие стихи о нашей профессии. Точнее написать уже невозможно!