Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Результаты этих колебаний часто удручали немецких военачальников, как это случилось на Северном фронте в середине сентября: передовые части танковой дивизии генерала Рейнхарда захватили господствующие высоты перед Ленинградом, откуда были уже видны башня со шпилем Адмиралтейства и позолоченные купола соборов. Захват города казался неминуемым, но генерал получил по телефону приказ начальника штаба группы армий фон Лееба: не идти на штурм города и даже покинуть передовые позиции! Рейнхард стал возражать, но в ответ услышал, что сам фон Лееб пытался опротестовать это распоряжение, но безуспешно. Потому что оно пришло прямиком из Растенбурга и было частью ужасного плана: Гитлер больше не желал взятия Ленинграда, а предпочел блокировать город и уморить голодом 3 миллиона его жителей, чтобы не кормить их понапрасну… «Было приказано никого не выпускать из города в течение зимы, – отметил фон Лоссберг. – Голод должен был сделать свое дело в городе, который люфтваффе Геринга предстояло разрушить. После этого немецкие и финские саперы должны были взорвать все, что уцелело бы». В данном случае, по крайней мере, этот приступ макиавеллизма привел к тому, что удобный случай захватить Ленинград и Кронштадт немцам больше не представился…

На ситуацию на юге также повлияли незнание меры и чрезмерные амбиции Гитлера. Командующий группой армий «Юг» фон Рундштедт получил приказ взять Воронеж, а затем вдоль реки Донец двигаться на Ростов. После этого ему вменялось в обязанность захватить нефтяные месторождения близ Майкопа, а затем совершить бросок на Сталинград. В итоге предусматривалось дополнительное продвижение на 650 километров за Днепр, что подразумевало рассредоточение сил на северо-восточном и юго-западном направлениях при полностью открытом северном фланге. И все это следовало осуществить до наступления зимы! За это игнорирование расстояний, элементарных правил стратегии и погодных условий также пришлось заплатить очень дорого.

Но для вермахта самым неприятным сюрпризом оказалось ожесточенное сопротивление Красной армии: вопреки прогнозам, русские солдаты умело сражались врукопашную, прекрасно использовали местность, организовывали глубоко эшелонированные узлы обороны с многочисленными противотанковыми препятствиями и быстро научились небольшими подразделениями ускользать от обходящих ударов вермахта. Вместо армии, которую немцы посчитали разгромленной, появились три новые армии, сформированные восточнее Москвы за Волгой и за Уралом. Эти армии угрожали флангам немцев западнее Харькова, севернее Смоленска и восточнее Ленинграда. Тем временем в тылу танковых войск вермахта начали действовать первые партизанские отряды, сформированные из солдат разбитых в первых боях советских дивизий и укрывшихся среди Припятских болот и в лесах Белоруссии. К ним присоединялись во все большем количестве украинские и белорусские крестьяне, вынужденные покинуть свои жилища из-за жестокой экономической политики гауляйтеров и массовых убийств, совершаемых карательными отрядами Гиммлера. Кроме того, свежие советские дивизии, появившиеся восточнее Волхова, Днепра и Дона, уже имели на вооружении пока еще неизвестные немцам танки КВ-1 и Т-34, превосходившие немецкие бронемашины в скорости и в огневой мощи. И наконец, после того, как люфтваффе уничтожило на земле тысячи советских самолетов устаревших образцов, в небе появились новые модели намного более современных боевых машин. Такие, как истребитель Як-1, напоминавший компактный «харрикейн» [417], необычайно быстрый средний бомбардировщик Пе-2 [418]и мощный штурмовик Ил-2, бронированный советский аналог «Штуки», вооруженный двумя 23-миллиметровыми пушками, тремя крупнокалиберными пулеметами и восемью реактивными снарядами [419].

Это стало далеко не единственной проблемой для Германа Геринга и Генерального штаба люфтваффе в конце октября 1941 года. Дело в том, что в результате увеличения числа вылетов с целью поддержки сухопутных войск, осуществления бомбометания и обеспечения наступающих войск, из-за плохого состояния взлетных полос, постоянного износа техники и отсутствия запасных частей на Восточном фронте оставалось в строю всего 1075 самолетов различных типов. А фронт постоянно растягивался, советская истребительная авиация действовала все более активно, основные аэродромы, пункты управления и места сосредоточений частей Красной армии находились теперь за Волгой, как и промышленные центры, и поэтому были недосягаемы для бомбардировщиков Хе-111, До-17 и Ю-88, имевших весьма ограниченный радиус действия и довольно изношенные моторы. Эти машины с большим трудом долетали до Москвы, чтобы нанести бомбовые удары, не отличавшиеся эффективностью вследствие малого числа задействованных в налетах самолетов и высокой эффективности противовоздушной обороны столицы СССР [420].

Именно это, кстати, и стало причиной одной из первых крупных размолвок между Герингом и Гитлером. В середине сентября 1941 года во время одного из редких появлений рейхсмаршала на совещании в «Волчьем логове» близ Растенбурга Гитлер встретил его с распростертыми объятиями и ознакомил с «грандиозным проектом», который мог обеспечить вечную славу командующему люфтваффе. Речь шла о том, чтобы перебросить на Восточный фронт все самолеты из Франции, Скандинавии и района Средиземноморья и осуществить самый крупный в истории войн авиационный налет на Ленинград и Москву, с тем чтобы сровнять с землей эти русские города и похоронить под развалинами всех жителей. «Этот налет, – пояснил фюрер всем присутствующим, – нужен вовсе не для того, чтобы выиграть войну против России, – война и без того уже выиграна. Он нужен для того, чтобы подготовить мир. После окончания боевых действий все продукты, которые производятся в России, понадобятся немецкому народу. Их не хватит, чтобы прокормить всех русских. Конечно же всегда можно сделать так, чтобы они умерли от голода, как сказал однажды рейхсмаршал Геринг, но это потребует много времени и может вызвать волнения, а для усмирения народа понадобится большое количество войск. А вот в результате массированной бомбардировки, осуществленной силами всех воздушных флотов люфтваффе, можно уничтожить много людей чисто и без всяких осложнений».

Борман с энтузиазмом поддержал эту идею, а все генералы обернулись к Герингу. Что происходило далее, рассказал Боденшац. «Рейхсмаршал вежливо и мягко сказал фюреру, – вспоминал генерал, – что его идея, безусловно, достойна самого пристального изучения, но сразу же оговорился, что будет крайне сложно осуществить ее на практике. Гитлер гневно спросил: “Почему?” Геринг ответил, уже с большей смелостью и твердостью: “Потому что было бы самым настоящим безумием снять подразделения люфтваффе со всех других фронтов ради выполнения одной-единственной операции!.. А как же быть с бомбардировками Лондона? – прибавил он. – Разве фюрер не говорил, что их надо продолжать непрерывно, не ослабляя мощи ударов ни на один день?” […] Гитлер слушал эту речь молча, лицо его окаменело. Видно было, что все его дружеские чувства к Герингу исчезли. Внезапно он прервал его резким взмахом руки и завопил пронзительно, с визгливыми нотами в голосе: “Я знаю, почему вам не нравится мой план! Вы просто боитесь! Все ваше люфтваффе – просто сборище трусов! Я уже догадывался об этом во время боев над Англией, а теперь убедился в этом полностью! Вы не хотите бомбить Ленинград, потому что боитесь зенитных батарей русских!” Геринг хотел было сказать, что противовоздушная оборона Лондона, где уже много месяцев воюет люфтваффе, гораздо сильнее, чем в Ленинграде, – но, передумав, пожал плечами и негромко произнес: “Это невозможно, мой фюрер, это действительно неосуществимо!” Примерно минуту Гитлер молча буравил его взглядом, потом повернулся к нему спиной и больше не сказал ему ни слова до конца совещания».