Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Геринг следил за развитием событий издалека: он находился в Каринхалле, где проводил праздники в кругу семьи. Туда были приглашены все его старые соратники, там же незадолго до Нового года появился незваный гость. «Вечером накануне Нового года к нам явился Геббельс, совсем один, – вспоминала Эмма Геринг. – Я никогда не видела его таким огорченным, таким изможденным, таким подавленным. Хотя в то время только он один мог найти слова, которые воспламеняли миллионы людей, вселяя в них веру в победу!

– Я испытываю неописуемый страх при мысли, что мне придется убить моих детей, – сказал он.

– В этом нет никакой необходимости, – довольно грубо возразил мой муж.

– Я уже сжег все мои рукописи, – прибавил Геббельс. – Это несомненно преждевременно, – заметил муж спокойно, но с большой уверенностью в голосе.

– Вы вернули мне проблеск надежды! – сказал Геббельс, пристально глядя на него.

Я вмешалась в разговор – спросила у Германа: – Скажи честно, ты веришь в то, что мы еще сможем выиграть эту войну?

На мгновение замявшись, он ответил: – Не знаю! Правда не знаю! Но не могу себе представить, что мы проиграем! У Гитлера, несомненно, есть еще карта в рукаве – вполне вероятно…»

Но Эмма Геринг описала еще один эпизод, который, по ее словам, имел место в двадцатых числах декабря. Она рассказала, что ее муж поехал с Геббельсом в рейхсканцелярию и якобы сказал Гитлеру: «Война проиграна. Надо связаться с графом Бернадотом и попросить его выступить посредником в переговорах о перемирии». «Гитлер взорвался, – пишет Эмма Геринг, – начал говорить о трусости и предательстве. От него не удалось услышать ни одного разумного слова. “Мой фюрер, – спокойно произнес муж. – Я пришел, чтобы поговорить с вами спокойно и честно. Я никогда ничего не сделаю за вашей спиной. Сегодня, как никогда, я остаюсь верным моему обещанию быть рядом с вами в радости и в беде. Но я не был бы вашим другом, если бы не обрисовал вам точно сегодняшнюю обстановку и не объяснил бы, почему следует принять решение. Нам необходимо перемирие – и немедленно! Однако повторяю еще раз, я не стану ничего предпринимать без вашего согласия”. Гитлер немного успокоился, а потом резко произнес: “Категорически запрещаю вам предпринимать любые шаги в этом направлении. Если вы ослушаетесь, я прикажу вас расстрелять!” Никогда не забуду выражение лица Германа, когда он вернулся с этого совещания и подробно рассказал мне, что там происходило. “Это конец, – добавил он. – Мне больше незачем присутствовать на оперативных совещаниях. Он мне не верит. Он меня не слушает”.

– А если ты все-таки это сделаешь? – проговорила я после некоторого молчания.

– Что сделаю? Заключу перемирие? – Да. – А что потом будет с тобой и Эддой? – Не думай о нас. Наступило молчание, потом я нарушила его, сказав: “Герман, ты должен знать, что тебе следует сделать!” Но для него было немыслимым делом нарушить данную фюреру клятву верности […] даже тогда, когда Гитлер перестал быть его другом и не доверял ему, как раньше».

Эмма Геринг явно ошиблась со временем, так как 10 декабря 1944 года Гитлер покинул Берлин, уехав в свою ставку близ Бад-Наухайма, и вернулся только в середине января 1945 года. Но, по сути, содержание изложенного ею разговора, покорность Геринга и злость Гитлера делают рассказ Эммы вполне правдоподобным. Тем более что ее слова подтверждает такая запись в дневнике начальника Генерального штаба люфтваффе Карла Коллера: «Осенью 1944 года к Герингу поступило обращение из Швеции, и он сразу же ухватился за возможность исследовать все пути, которые ведут к миру. Но предварительно сообщил об этом Гитлеру, который запретил ему проявлять какую бы то ни было инициативу в данном направлении, грубыми словами пригрозив ему немедленной отставкой в случае неповиновения. Поэтому Геринг не посмел заниматься этим делом и прекратил всякие попытки сблизиться с представителями иностранных государств» [585].

Так что война продолжилась, и военная ситуация складывалась явно не в пользу вермахта: 26 декабря, когда 3-я армия генерала Паттона заставила немцев отступать и деблокировала Бастонь, стало ясно, что наступление в Арденнах провалилось [586]. Но Гитлер, не желая сдаваться и с целью облегчить отступление немецких войск, приказал ударами под основание выступа в районе к северу от Страсбурга окружить и уничтожить соединения 7-й американской армии, чтобы в последующем развить наступление на запад. Начавшаяся в первый день нового, 1945 года операция «Северный ветер» стала последним организованным наступлением вермахта на Западном фронте. И самым бесполезным: продвинувшиеся на двадцать километром немецкие колонны были остановлены на дальних подступах к Страсбургу и ничем не смогли помочь немецким войскам в Арденнах. В этот же день более одной тысячи истребителей и бомбардировщиков люфтваффе осуществили массированный удар по передовым аэродромам союзной авиации во Франции, в Бельгии и Голландии, где сотни самолетов стояли открыто, без маскировки и без особого прикрытия (операция «Боденплатте»). На первый взгляд немцы одержали крупную победу: 400 самолетов противника были полностью уничтожены и еще 170 сильно повреждены. Но на самом деле цена успеха оказалась запредельной, потому что сначала нападавшие подверглись обстрелу средств ПВО, призванных сбивать самолеты-снаряды «Фау-1», затем им пришлось иметь дело с вызванными на подмогу «мустангами» и «спитфайрами», а в довершение всего они при возвращении на базы попали под огонь зениток немецкой ПВО, которую не оповестили о сверхсекретной операции… И поэтому итог оказался катастрофическим: Королевские ВВС Великобритании и ВВС США понесли только материальные потери, которые союзники могли легко восполнить, в то время как люфтваффе потеряло триста лучших летчиков, и от таких потерь оно уже не смогло оправиться.

Это довольно сильно огорчило рейхсмаршала, который следил за развитием боевых действий в Арденнах из своего специального поезда, стоявшего неподалеку от полевой ставки Гитлера. Геринг опять стал для Гитлера искупительной жертвой, и позже он признался: «Все было так бессмысленно, что я подумал: поскорее бы все это закончилось, чтобы я смог покинуть этот сумасшедший дом». Но битва продолжалась, потому что Гитлер не желал признавать свое поражение, и в Арденнах, как и в Эльзасе, немецкие войска еще проводили контратаки. Поэтому Геринг считал себя обязанным оставаться неподалеку от фюрера, стараясь при этом вернуть себе его расположение. Девятого января 1945 года генерал Гудериан явился к Гитлеру с данными – картами и таблицами, – чтобы доказать возможность наступления советских войск крупными силами и в очередной раз потребовать подкреплений Восточному фронту. Сопровождавший его адъютант так описал то, что произошло потом: «Гудериан привел данные воздушной разведки, […] упомянув о том, что на аэродромах вблизи Вислы и границы Восточной Пруссии сосредоточены 8000 советских самолетов. Тут Геринг прервал его, ударив кулаком по карте: “Не верьте этому, мой фюрер, у советских ВВС нет такого количества самолетов! Это всего лишь макеты”. Кейтель, не зная деталей обстановки, но желая, как всегда, угодить Гитлеру, тоже стукнул кулаком по тому же месту на карте: “Рейхсмаршал прав!” Выйдя из себя, Гитлер назвал эти данные “полностью идиотскими” и порекомендовал запрятать их автора, генерала Гелена, в сумасшедший дом. Гудериан сказал, что если фюрер желает запрятать одного из лучших офицеров его штаба в психушку, то туда же следует поместить и его, Гудериана. Гитлер в очередной раз отверг все предложения об отходе и о перемещении войск».