Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Имелись у них деньги или нет, но из Австрии уезжать было необходимо, и 3 мая 1924 года чета Герингов села на поезд, направляющийся в Италию. Преданный идеям нацистов хозяин отеля «Тиролер Хоф» порекомендовал им обратиться к его немецкому другу, который управляет венецианским гранд-отелем «Британия», расположенным неподалеку от площади Святого Марка. Именно там Геринги оставили свой багаж. Карин, которая никогда не бывала на юге Европы, Венеция поразила, а проведенные в этом городе шесть дней стали для супружеской пары своеобразным медовым месяцем: проживание в шикарном отеле за очень умеренную цену, прогулки в гондолах по Большому каналу, купания вблизи Лидо, посещение островов, церквей, монастырей и музеев и художественных салонов, которые заставили двух немецких туристов забыть о жестокой реальности тех дней. Но лишь на короткое время. «А какие там были магазины и ювелирные лавочки! – писала Карин матери. – Приходилось обходить их по другой стороне улицы, чтобы не расстраиваться при мысли о своем безденежье. О, милая мама, нам не хватило бы и миллиона, чтобы купить все, что хотелось, но, увы, денег недоставало даже на самое необходимое!»

Это признание – пусть и преувеличенное в его отчаянности – явно было призвано побудить баронессу фон Фок отправить некоторую сумму дочери и зятю, которые нашли средства посетить Сиену и Флоренцию, прежде чем приехать в Рим. Там они остановились в отеле «Эден», самой шикарной гостинице города! [50]Герман Геринг не сомневался, что итальянские власти окажут ему достойный прием, поскольку он посланник Гитлера, и что его незамедлительно примет сам Муссолини. И тогда он, прославленный капитан-заговорщик-пропагандист-дипломат, очень легко убедит дуче подписать тайный договор с Гитлером и предоставить НСДАП ссуду в 2 миллиона лир… А после выполнения своей миссии сможет наконец уехать в Швецию с подобающими почестями и с выражением признательности со стороны фюрера. То, на что рассчитывал Геринг, шведы и англичане называют пустыми мечтаниями, а у французов есть для этого другое определение: «принимать желаемое за действительное»!

Осуществлять свою миссию Герман Геринг принялся, как и предусматривал, ранним утром 12 мая 1924 года, на следующий же день после прибытия в Рим. Карин писала родным: «Герман ушел час назад. Он прежде должен увидеться с адъютантом Муссолини, чтобы обговорить с ним время встречи с дуче». Но это оказалось непростым делом. Человека, с которым встретился Герман, звали Лео Негрелли, он раньше работал корреспондентом газеты «Коррьере д’Италиа» в Мюнхене. Негрелли свел Геринга с дипломатом Джузеппе Бастианини. Геринг и Бастианини встретились несколько раз, но на этом все и остановилось: с одной стороны, специальный посланец фюрера сразу же совершил несколько промахов, что не очень понравилось собеседнику [51]; с другой – дуче, человек прагматичный, не видел никакого смысла во встрече с беглым представителем содержавшегося в тюрьме заговорщика. Еще меньше ему хотелось портить отношения с Веймарской республикой, связываясь с малочисленной партией путчистов, которая была запрещена в собственной стране. А уж обсуждать вопрос о ссуде в 2 миллиона лир… Это было совсем несерьезно! Недоразумение возникло из-за того, что Муссолини не соизволил дать ответ на просьбу эмиссара Гитлера, а посредники в лице Бастианини и Негрелли не осмелились прямо сказать Герингу, что все его просьбы отклонены – начиная с просьбы о личной встрече. Это и привело к бесконечному ожиданию в Риме и обмену любезными, но бесполезными письмами. Все происходящее заставляло Геринга недоумевать. Вскоре ему пришлось перебраться в гостиницу, которая более соответствовала его финансовым возможностям. Он очень страдал от болей в раненой ноге, поэтому увеличил дозы инъекций морфина [52]. Геринг начал полнеть на глазах, а его моральный дух падал с каждым днем. Чтобы не провоцировать у Карин резких смен настроения, становившихся все более частыми, он стал уходить и принялся посещать соборы, музеи и картинные галереи Вечного города. Геринга часто охватывало отчаяние, в чем он и признался позже своему приемному сыну Томасу фон Канцову: «Помнится, в три часа ночи я остановился перед фонтаном Треви и задал себе вопрос: а что скажут люди, если меня найдут на дне бассейна, усыпанном монетами, которые люди бросают туда, загадывая желание? Но в конце концов решил, что бассейн недостаточно глубокий, чтобы в нем утопиться, и отказался от этой мысли».

Несомненно, при этом он подумал о своей дорогой Карин, которой приходилось оставаться в номере, поскольку она часто теряла сознание и приходила в себя только после инъекции камфары или кофеина. Возможно, гордость мешала Герману признаться жене в том, что его просьбы об аудиенции ни к чему не приводили. Вероятно, он рассказывал ей о многочисленных выдуманных им встречах с дуче, что нашло отражение в письмах Карин своей семье [53]. Но доверчивая графиня сохранила достаточно трезвости ума, чтобы понять: пребывание в Италии слишком затянулось, – а хмурость ее дорогого Германа подействовала и на нее. Жизнь в гостинице стала для Карин невыносимой, она скучала по Швеции и общению с сыном, но, как и муж, все еще сохраняла надежду достичь дипломатического успеха: никто из них двоих не хотел признаваться Гитлеру в провале их миссии. Кроме того, они не имели денег на то, чтобы перебраться из Италии в Швецию, и им пришлось вернуться в Венецию, где отель «Британия», единственный из всех итальянских заведений, согласился выдать им кредит…

Карта 5

Маршрут эмиграции, ноябрь 1923-го – март 1925 г.

В конце концов Карин снова взяла инициативу в свои руки: в конце декабря 1924 года, узнав о досрочном освобождении Гитлера, она снова поехала в Мюнхен в надежде уговорить фюрера хотя бы «возместить потраченные ими деньги». Ведь ходили же слухи о том, что он ожидает крупное пожертвование от производителя роялей Бехштейна, к тому же Гитлер должен был получить приличный гонорар за публикацию его книги «Майн Кампф». И вот, предприняв весьма утомительную для нее поездку, слабая здоровьем Карин добралась до Мюнхена, где встретилась с Гитлером, явно посвежевшим после вынужденного отдыха в Ландсберге. Фюрер повел себя очень обходительно, наговорил ей комплиментов, несколько раз поцеловал руку… но этим дело и ограничилось [54]. Остальные руководители партии также не проявили щедрости, но два месяца спустя Карин удалось продать виллу в Оберменцинге (лейтенанту Лару, участнику войны и активисту национал-социалистского движения), отправив перед этим часть мебели в Стокгольм. В середине марта 1925 года она приехала в Зальцбург к мужу, без сожаления покинувшего Венецию. Они отправились на север через Вену, Прагу, Варшаву и Данциг. Потом на небольшом теплоходе пересекли Балтийское море. Наконец 22 марта чета Герингов оказалась в Стокгольме…