Мария Николаева - Свами Вивекананда: вибрации высокой частоты. Рамана Махарши: через три смерти (сборник)

Махарши мог уйти из жизни в полном молчании, подобно многим индийским подвижникам, реализовавшимся «для себя» и бесследно покинувшим Землю, бывшую для них временным пристанищем. Но у Махарши была иная миссия, и именно в период после второго переживания смерти он показал людям, как можно продолжать воплощенное существование, уже будучи реализованной личностью, слившейся с Высшей Самостью. И, наконец, ценность для человечества его третьего переживания смерти – ухода в махасамадхи – состояла в его бесконечном милосердии. Ведь за видимостью кончины от рака просвещенному взору открывалось зрелище, по духовной мощи не уступавшее Голгофе – добровольное принятие на себя «грехов мира сего», или его «кармы».

Впервые Махарши погрузился в процесс умирания лишь мысленно и ненадолго, но сменил уровень восприятия реальности навсегда. На самом деле пробуждение юного Махарши оказалось полной неожиданностью для него самого: он просто безмятежно сидел один в комнате, чувствуя себя прекрасно, – он и вообще редко страдал от каких либо недомоганий, – как внезапно сильный страх смерти овладел им настолько, что он даже не пытался искать какой-либо повод для него в своем теле. Всем своим существом он переживал одно целостное впечатление: «я умираю», и пытался понять, что же теперь делать… Ощущение самого себя оказалось таким полным, что у него и в мыслях не было позвать взрослых или пойти к врачу. Решить задачу следовало здесь и теперь. Ужас смерти погрузил его ум глубоко вовнутрь, и он бессловесно сосредоточился на происходящем событии: «Что же на самом деле умирает? Тело…» И немедленно перед ним предстала вся смерть, как она есть. Он беспрекословно подчинился ее присутствию и лег на спину подобно трупу, в состоянии немого вопроса.

Почти остановив дыхание, он плотно сомкнул губы, чтобы ни один звук – «я» или какой-нибудь другой возглас – не слетел с них. «Ну что же, – подумал он, – тело умирает, и скоро его снесут на площадку для сожжения трупов, где от него останется горстка пепла… Но умру ли я вместе с ним? Тело безмолвствует, но ведь я ощущаю самого себя в полную силу… Значит, я не ничуть не затронут смертью. Это Я нетленно!» Важнее всего, что переживание не было простой сменой мыслей, а заполыхало в сознании как яркая живая истина, не приглушенная никакими серыми мрачными раздумьями. Страх смерти исчез раз и навсегда, а погружение в себя продолжалось с тех пор непрерывно. Внешние события скользили по поверхности внимания, не перекрывая глубинного внутреннего восприятия собственной самости.

Спустя полтора месяца Махарши решился оставить дом, чтобы осуществить наяву то, что открылось ему изнутри: быть собой и только собой, не смешиваясь ни с кем, не вовлекаясь ни во что…

…Прошло около двадцати лет, а Махарши все сидел у подножия священной горы Аруначалы, поначалу меняя места своего пребывания в состоянии транса, а потом и вовсе почти не покидая тесной пещеры. Наконец, избранное им существование достигло критической точки – новой «смерти».

Полное переживание смерти застигло Махарши так же неожиданно и естественно, вернув его к внешней жизни, как бумеранг отлетает назад от невидимой преграды. Однажды утром Махарши просто вышел из своей пещеры в окружении преданных последователей, чтобы принять омовение, а на обратном пути силы внезапно покинули его тело. На горы перед ним опустилось яркое покрывало чистого света, хотя местами сквозь него иногда просвечивали отдельные предметы. Махарши то замедлял шаг, то продолжал путь, пока его взор не застила полная темнота и он не уселся наземь, прислонившись спиной к скале. Слепящее белоснежное покрывало снова перекрыло внутренний взор, мысли как будто поплыли, дыхание затихло, сердце остановилось, кожа посинела.

Это наступила самая настоящая смерть, и становилось все темнее и темнее. Один из преданных обнял тело Махарши и принялся оплакивать его как умершего… Однако странным образом тот слышал его голос, понимал смысл слов и даже видел изменение цвета своей кожи. Но он не чувствовал ни малейшего сожаления о состоянии тела, которое сохраняло прежнее положение. Также он не испытывал никакого интереса к дальнейшему развитию событий, а просто пребывал в ожидании. Спустя десять-пятнадцать минут неожиданно сквозь все тело прошел мощный поток энергии, и оно моментально ожило. Махарши открыл глаза и сказал своим спутникам: «Ну что же, пойдем дальше…»

…Постепенно Махарши возвращался к «нормальной» жизни: на гору прибыли его мать и братья, и он поселился в Скандашраме – небольшом домике, построенном для всей семьи на склоне горы. Прибывавшим паломникам сообщали в округе: «Там живет домохозяин, и вас ждет неплохое угощение…» После смерти матери образовался ашрам у подножия горы, отличавшийся строгим офисным распорядком: Махарши неизменно начинал свой день с просмотра газет… Так прошло сорок лет, и снова наступила «смерть».

Врачи были бессильны что-либо изменить: они провели уже третью операцию на левой руке Махарши, но опухоль снова вернулась, а все его тело казалось высохшим от жгучей боли. Не в силах переносить это зрелище, неоднократно преданные просили: «Бхагаван! Позволь лучше нам носить это бремя!» – на что он неизменно отвечал: «А кто же дал его мне?» И они понимали, что он взял на себя тяжесть их собственной кармы… Наконец, в один весенний день Махарши остановил вошедших в комнату врачей словами: «Ничего больше не нужно; все исправится за два дня!» – а ночью отослал всех от себя спать или медитировать, попросив оставить его одного. Наутро все уже знали, что это последний день. Когда около полудня ему принесли пищу, он по привычке спросил время, но сразу добавил: «Впрочем, время теперь совсем не важно», – и обратился к прислуге: «В других языках есть слова благодарности, мы же говорим только сантошам – я доволен…»

В тот вечер посетители не разошлись по домам, а сидели на веранде снаружи. После захода солнца Махарши попросил помочь ему сесть на постели, хотя каждое движение причиняло ему острую боль, а когда врач хотел дать ему кислород, жестом попросил его не вмешиваться. Неожиданно группа преданных негромко запела «Аруначала-Шива», напоминая самим себе о том, что в облике горы Аруначалы некогда воплотился бог разрушения Шива. Измученное лицо Махарши озарилось непередаваемой нежностью, он прикрыл глаза, в уголках которых появились крохотные слезинки блаженства. И всего один глубокий спокойный вздох – ни судорог, ни звуков, ни малейших признаков смерти, просто следующего вдоха уже не было… Когда тело вынесли к толпе народа, люди ожидали, что в самадхи облик Махарши будет подобен скале, но все его черты были настолько искажены болью, что сердца сжались от жалости, и только к утру это впечатление изгладилось…