Мария Николаева - Свами Вивекананда: вибрации высокой частоты. Рамана Махарши: через три смерти (сборник)

Царица Ахалья вступила в любовную связь с простолюдином, и царь, узнав об этом, подверг обоих ужасным пыткам. Но, к его удивлению, с ними ничего не случилось, и они продолжали любовно смотреть друг другу в глаза. Когда же царь смилостивился и попросил открыть ему секрет их силы и стойкости, царица ответила: «Разве ты не видишь? Когда мы смотрим друг на друга, мы погружены в мысли только друг о друге. Ничто не существует для нас вокруг, так что же может затронуть нас?»

Итак, сила сосредоточения ума такова, что она может не только создать мир, но и полностью его уничтожить, оставив лишь его основание – чистое блаженство бытия.

Конечно, Махарши был прекрасно знаком с «Йога Сутрами» Патанджали и традицией хатха-йоги, но использовал их для доказательства истинности своего учения методом «от противного». В системе йоги Патанджали асаны и пранаямы занимают особое место, благодаря чему хатха-йога получила отдельное развитие на протяжении многих столетий и стала очень популярна в современном мире. Напротив, Махарши никогда не поощрял занятия хатха-йогой, ибо считал ее продуктом привязанности к телу. Излюбленный аргумент приверженцев хатха-йоги состоит в том, что следует подготовить полотно, прежде чем писать на нем картину, и точно так же следует подготовить тело для духовной практики. Махарши предлагал сначала спросить, что же на самом деле является полотном, а что – нарисованной на нем картиной. И сам отвечал: «По их мнению, тело – основа, а вопрошание о Самости – процесс рисования. Но разве само тело не является картиной, нанесенной на полотно Самости?»

Исходя из такого соотношения тела и Самости, Махарши отвечал и на вопросы о практике асан и пранаям. Любая техника пранаямы состоит их трех частей: вдоха, выдоха и задержки дыхания, и когда посетитель пожелал узнать мнение Махарши, как нужно регулировать дыхание, тот ответил: «Выдох соответствует полному растождествлению с телом, вдох должен сопровождаться погружением внутрь себя, сопровождающимся вопросом, кто Я, а задержка дыхания означает пребывание в истинной реальности: Я есмь То».

Точно так же существует множество асан, хотя в «Йога Сутрах» асана определяется как «удобная поза», что также можно перевести как «место счастья». Поэтому на вопрос о том, в какой асане Махарши обычно сидит, следовал неожиданный ответ: «В асане Сердца, где царит покой и блаженство. Нет никакой нужды в иных асанах для тех, кто утвердился в пребывании в собственном сердце». Точно так же Махарши поправлял практикующих кундалини-йогу, говоря, что недостаточно поднять кундалини снизу вверх, но после следует направить ее к сердцу по особому тонкому каналу под названием амрита-нади. Поскольку же при самовопрошании энергия сама собой устремляется в нужное русло, то нет необходимости использовать какие-либо специальные техники.

Рассуждая о хатха-йоге, Махарши как-то вспомнил историю из «Прабхулингалилы» – известного тамильского сочинения, автор которого – мудрец Шивапракаша .

Странствуя по земле, Прабхулинга – основатель секты лингаятов (широко распространенной сейчас лишь в штате Карнатака) – повстречал прославленного йогина Горакхнатха – автора первого систематического текста по хатха-йоге. Тот приветствовал его уважительно, посчитав более или менее равным себе, но с явным чувством превосходства, ибо владел сверхъестественными силами. На вопрос, кто он такой, Прабхулинга ответил, что только Тот, кто разрушил собственное эго и слился с Самостью, способен постичь его сущность, и ему нечего сказать человеку, до такой степени привязанному к своему бренному телу. Горакхнатх же возразил, что его тело вовсе не «бренное», и только тот, кто обрел бессмертное тело милостью Шивы и с помощью тайных снадобий, никогда не умрет. В доказательство своей правоты йогин вручил Прабхулинге меч, потребовав рассечь его пополам, и при первом же ударе о несокрушимое тело меч разлетелся на куски. Тогда Прабхулинга в свою очередь попросил рассечь его пополам, на что Горакхнатх долго не мог решиться. Когда же он взял в руки меч и нанес беспощадный удар по обычному на вид телу, то был потрясен: меч прошел сквозь него, не причинив Прабхулинге никакого вреда, словно на его месте было пустое пространство. Йогин пал в ноги просветленному, умоляя открыть ему истину, и тот произнес: «Не принимай себя за тело, а стремись слиться с пребывающей в теле Самостью!»

Махарши почти ничего не писал и вообще был невысокого мнения о литературном труде, ибо считал, что поэт или писатель не приобретают ничего нового, зато теряют не только душевный покой, но и необходимую для духовного развития энергию. Поэтому сам Махарши написал совсем немного, да и то только после долгих просьб своих преданных, а большая часть его наставлений была записана его последователями во время бесед с самыми разными посетителями. Лишь стихи составляют исключение, но они не были плодом творческих мук, напротив, Махарши записывал их только тогда, когда строки сами собой появлялись в его чистом сознании. Коль скоро мы уже разобрались с выполненными Махарши переводами классических текстов, которые обычно включают в собрание его сочинений, все остальное написанное им может уместиться в одной небольшой книжке объемом около двухсот страниц. В подобном сборнике можно выделить три вида его работ: проза, беседы, стихи.

На самом деле довольно трудно разделить труды Махарши на «прозу» и «беседы», и мы делаем это с некоторой натяжкой для удобства изложения. «Проза» – это написанное самим Махарши, а точнее, его ответы на вопросы в письменной форме, когда он еще соблюдал полное молчание, и именно эти тексты относятся к самому раннему периоду. Вообще, в индийской традиции моуни – принявшие обет молчания – не могут говорить, но могут передавать свои мысли письменно, поэтому посетителям иногда удавалось получить хоть какой-то ответ от неподвижно сидящего Махарши. Однако он относился к этой разнице в выражении мыслей весьма иронично, справедливо замечая, что какое же это молчание, если разум заполнен мыслями, которые можно записать.

Возникает вопрос, не значит ли это, что и сам Махарши был несовершенен в моуне? Но не следует забывать, что весь его кажущийся тапас (подвижничество) не совершался ради достижения освобождения, а был выражением достигнутой самореализации. Иными словами, Махарши был свободен молчать, коль скоро таково было его естественное состояние погруженности во внутреннее блаженство, но он был свободен также и отвечать тем людям, вопросы которых были вызваны не праздным любопытством.