Павел Афанасьев - Золото Приамурья

В целом дела на золотых приисках шли успешно, и до момента достижения Федором, Михаилом и Сергеем совершеннолетия не требовали особого участия. Но уже с середины 90-х годов молодым Сабашниковым пришлось серьезным образом самим браться за дело.

Первые тревожные сигналы приходили еще в годы, когда после смерти в 1880 году первого опекуна Михаила Никитовича Сабашникова опеку возглавил брат мужа старшей сестры Екатерины – Егор Иванович Барановский. Его решение расширить выработку в Евдокимовском руднике, принадлежавшем Ононской золотопромышленной компании, оказалось ошибочным. Средства, вложенные в обогатительную фабрику, не окупились. В 1885–1887 годах золотоносная жила истощилась и прииск стал приносить убытки. Их удалось компенсировать лишь благодаря предусмотрительному размещению Василием Никитичем своих капиталов в разных компаниях. Владение даже небольшим количеством паев в компаниях других золотопромышленников позволяло снизить коммерческие риски.

И Михаил Васильевич и Сергей Васильевич Сабашниковы, достигнув совершеннолетия и взяв управление семейным капиталом в свои руки, постарались самым достойным образом реализовать на практике отцовские уроки.

Наследство было немалым. Кроме паев в золотопромышленных компаниях, братья участвовали в сахарно-рафинадных предприятиях Корюковского завода Черниговской губернии, оказались собственниками имений и лесных хозяйств во Владимирской губернии, откуда еще при Василии Никитиче поставлялся строевой материал для строительства Московско-Нижегородской железной дороги. На начало 90-х пришлись и первые издательские опыты братьев. А уже на рубеже XX века издательская марка «М. и С. Сабашниковых» прочно зарекомендовала себя на книжном рынке.

Федор Васильевич Сабашников не смог добиться такого коммерческого успеха, как младшие братья, но и он вошел в историю как издатель трудов Леонардо да Винчи…

Однако вернемся к нашей главной теме. Вот еще один эпизод их «Записок» М. В. Сабашникова, иллюстрирующий ситуацию в золотопромышленности в те годы.

«Отец был пайщиком Ниманской золотопромышленной компании, и каждому из нас, его наследников, досталось по одному паю в этой компании (из общего, как всегда, числа паев в 100). Отцу пай пришелся в 1000 рублей. Но в начале 1900-х годов паи Ниманской К° ходили по 20 000 руб. пай и выше. Большинство принадлежало Базилевскому, человеку очень богатому и имевшему общие дела с Шанявскими и Родственными. Взаимное участие в предприятиях друг друга широко практиковалось старыми сибиряками золотопромышленниками. Базилевский, как главный пайщик Ниманской К°, управлял ею в должности компаньона-распорядителя и финансировал дело из своих средств. Как видно из приведенной выше расценки пая с 1000 достигшей 20000 руб., ниманское дело получило большой размах. Владеть паем в компании считалось очень выгодным, и ряд высокопоставленных лиц в Петербурге в период быстрого подъема паев понакупали себе этих «участий» в надежде на дальнейший такой же рост. Как часто случается, спекуляция эта не оказалась для них удачной. Не знаю, что пошатнуло Базилевского, но он оказался несостоятельным совершенно неожиданно для своих компаньонов. Чуждые всякой промысловой деятельности, эти высокопоставленные компаньоны совсем не были подготовлены к тому, чтобы после уплаты бешеной цены за паи делать ещё денежные взносы для финансирования дела (как это требовалось уставом и обычаем, но от чего Базилевский во времена своего величия их освобождал). Ещё менее готовы они были взять на себя ведение дела, расположенного на притоке Амура и перекинувшегося на Алдан. Между компаньонами и распорядителями началась свара.

Михаил Васильевич Сабашников в своем рабочем кабинете. 1910-е гг.

Мы никогда не бывали на общих собраниях Ниманской К°, но ввиду создавшегося положения мы решили, что мне надо съездить в Петербург на собрание. Было одно особое обстоятельство, которое заставило нас насторожиться. Как и все прочие золотопромышленные компании, в которых мы участвовали, Ниманская К° была учреждена явочным порядком у нотариуса и по уставу своему представляла собой общество с ограниченной ответственностью, но с переменным капиталом, управляемое компаньоном-распорядителем, ежегодно выбираемым общим собранием, и не обязанное публичной отчетностью. То есть компаньон-распорядитель ежегодно составлял смету на предстоящую «операцию» и по утверждении ее пайщиками собирал с них следуемые на расходы взносы. По окончании операции взносы возвращались пайщикам вместе с дивидендами. Но наши законы совершенно не предусматривали такого рода объединения, и возникал вопрос, как суд будет рассматривать Ниманскую компанию: считаясь с ее непредусмотренными законами особенностями или принудительно втискивая в одну из законом установленных форм, несмотря на полное противоречие тому, имеющееся в уставе и санкционированное как нотариусом, явившим компанейский договор, так и прочими властями, ведавшими золотопромышленностью на протяжении многих десятилетий существования компании. Этот вопрос представлял далеко не один только академический интерес. Если бы суды вздумали считать Ниманскую К° за товарищество на вере, то тогда все пайщики компании становились бы ответственными по делам компании всем своим личным имуществом, что при дурном обороте дел Ниманской К° грозило поглотить личные средства пайщиков и многих из них разорить. Как я потом узнал, вопрос этот, по другому случаю, уже восходил до Сената, который в своем разъяснении закрепил за золотопромышленной компанией особенности ее устава. Но тогда мы этого еще не знали.

Сергей Васильевич Сабашников. 1906–1907 гг.

Я явился на собрание, когда оно уже началось. За длинным столом, покрытым зелёным сукном и освещённым двумя висячими лампами, сидели пайщики компании: гр. Игнатьев в генеральской форме, генерал Галл, его племянник барон А. А. Фитингоф, маркиза Демидова-Сандонато, с брильянтами на шее и в ушах, Ратьков-Рожнов и его два сына, весьма элегантные молодые люди, Чаплин, управляющий делами светлейшей княгини Юрьевской, и, наконец, Базилевский, уткнувшийся в лежащий перед ним лист бумаги и нервно рисовавший на нём женские головки и ножки. За ним в глубине комнаты, плохо освещённый лампой, стоял коренастый, приземистый человек в сюртуке, засунув руку между пуговицами сюртука. Это был Баллод – управляющий приисками, приехавший в Петербург с докладом.