Евгения Филатова - Белинский

Из всего этого можно сделать вывод, что друзья Белинского, объяснявшие его «примирение с действительностью» влиянием неправильно понятого Гегеля, имели для этого основания.

Однако философские взгляды Белинского в период «примирения» не сводились к восприятию консервативной системы немецкого философа. Плеханов был прав, отмечая большой шаг вперед в развитии идей критика в это время. Этот шаг вперед заключался в разработке некоторых важных сторон диалектического метода, в чем сказалось положительное влияние Гегеля. Не меньшую роль сыграли здесь и самостоятельные научные поиски Белинского, который, хотя и пришел к «примирению» с действительностью, все же не переставал искать выход из нее.

Тут проявилось еще одно очень важное отличие в подходе к действительности Гегеля и Белинского. Немецкий философ рассматривал ее чисто теоретически, призывая лишь к умственной активности. Подобное отношение к ней нередко обнаруживает в годы «примирения» и русский критик. Но временами и в эти годы у него прорывается истинная направленность его миросозерцания, нацеленного на преобразование мира. Пока он говорит об этом умеренно. В октябре 1838 г. он пишет Бакунину: «У меня надежда на выход не в мысли (исключительно), а в жизни, как в большем или меньшем участии в действительности, не созерцательно , а деятельно» (3, 11 , 317). Следовательно, уже тогда Белинский обращается к действительности для того, чтобы знать, как действовать.

Как уже говорилось, критик и в период «примирения» совсем не идеализирует русскую действительность, но он приходит к правильной мысли, что не считаться с нею нельзя. «Действительность, — пишет Белинский, — есть чудовище, вооруженное железными когтями и огромною пастью с железными челюстями. Рано или поздно, но пожрет она всякого, кто живет с ней в разладе и идет ей наперекор» (3, 11 , 288). И еще: «Действительность мстит за себя насмешливо, ядовито, и мы беспрестанно встречаем жертвы ее мести» (3, 11 , 285). Таких жертв в мрачную николаевскую эпоху было более чем достаточно. Белинский не может не учитывать опыт декабристов. И он указывает на эфемерность стремлений к общему благу, если это «благо мечтательное, а не действительное» (3, 11 , 286).

Видя неподготовленность крестьян к борьбе за изменение социального строя, Белинский развивает мысль о том, что нельзя игнорировать «господствующую идею общества», т. е. уровень общественного сознания. «…Есть коллизия , — пишет он, — род полиции или смирительного дома судьбы, которая наказывает за отпадение от господствующей идеи общества» (3, 11 , 285). И критик делает вывод, имеющий большое научное значение: нельзя исходить лишь из личных стремлений к свободе; надо считаться «с внешнею необходимостью, вытекающею из жизни общества» (3, 11 , 285). Тут же он выдвигает другое, связанное с первым и не менее замечательное положение: чтобы освободиться от «ужасного чудовища», от страшной действительности есть только «одно средство — сознать ее» (3, 11 , 288). Итак, задача состоит не в сочинении «абстрактного идеала», который в предыдущие годы выдвигался критиком на первый план; задача состоит в том, чтобы познать действительность и, опираясь на «необходимость», изменить ее.

Эти глубокие мысли Белинского были большим достижением в его философских поисках. Но они сочетались и с серьезной ошибкой критика: он не увидел в России усиливающегося разложения крепостной системы, не увидел ничего, что могло бы потрясти «железную действительность». Отсюда его «примирительные» идеи.

Но в области теории его поиски продолжаются и снова приводят его к очень важным выводам. Стремясь понять действительность, Белинский ищет научные методы ее познания. На первый план он выдвигает в эти годы идею развития. Он пытается представить современную ему действительность в историческом аспекте, философски осмыслить опыт истории России и других стран. В толковании истории он допускает серьезные ошибки (идеализация роли самодержавия и пр.), и все же исторический подход к современной ему общественной жизни содействует совершенствованию его методологии. Идея развития занимает все большее и большее место в его философских, социологических, эстетических взглядах, в его мировоззрении в целом.

В этом отношении эволюция его идей совершается в том же направлении, что и в мировой философии его времени, главным достижением которой, как отметил Энгельс, была идея развития, пришедшая на смену метафизике XVIII века. Белинский был знаком с достижениями в этой области современной ему передовой западной мысли — философской, исторической и естественнонаучной. Он критикует метафизику и механицизм французских материалистов, заявляя, что у них мироздание выглядит мертвым скелетом, а не живым организмом, развивающимся диалектически (см. 3, 3 , 328). Положительный отзыв получают у него французские историки времен реставрации (Гизо, Тьерри и др.), проводившие в своих сочинениях идею развития (см. 3, 2 , 467). Особенно же высоко он ценит гениальные мысли Гегеля о диалектике. Вслед за ним критик стремится осмыслить развитие диалектически. Его привлекает идея саморазвития, «возможность внутреннего (имманентного) развития из самого же себя» (3, 3 , 421). Он ищет причины возникновения и изменения вещей в них самих и говорит, что «всякое явление действительности, из самого себя возникшее, рождается и развивается органически» (3, 3 , 327–328).

Особенно интересует Белинского эволюция общества. Он называет историю «священной книгой человечества» (3, 3 , 394) и призывает учиться у нее. Размышляя над вопросом о возникновении и развитии общества, он приходит к выводу, что эти процессы совершаются по причинам, заложенным в самом существе общественной жизни. «Общество… — пишет Белинский, — есть само себе цель… Оно развивается не механически, но динамически, т. е. собственною самодеятельностию жизненной силы, составляющей его сущность, не чрез налипание и сращение извне, но внутренно (имманентно) из самого себя, органически, как дерево из зерна» (3, 3 , 338).

Общественное сознание Белинский также представляет себе как процесс саморазвития, самодвижения. Он говорит, что пережитое человечеством не исчезает в вечности «как звук, теряющийся в пустыне», а становится законным владением в сознании последующих поколений (3, 3 , 394). Критик приходит к мысли о зависимости духовной жизни общества от исторических условий. «Дух свободен, — пишет он, — но и он развивается в границах времени: Гегель мог явиться только в наше время, а не в XV или XVI веке» (3, 11 , 219). Эти подступы к пониманию зависимости хода идей от хода вещей были серьезным достижением в философских исканиях Белинского.