Борис Фрезинский - Судьбы Серапионов
- Название:Судьбы Серапионов
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Академический проект
- Год:2003
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-7331-0168-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Фрезинский - Судьбы Серапионов краткое содержание
Книга Б. Я. Фрезинского посвящена судьбе петроградских писателей, образовавших в феврале 1921 г. литературную группу «Серапионовы братья». В состав этой группы входили М. Зощенко, Н. Никитин, Вс. Иванов, М. Слонимский, К. Федин В. Каверин, Л. Лунц, И. Груздев, Е. Полонская и Н. Тихонов.
Первая часть книги содержит литературно-биографические портреты участников группы (на протяжении всего творческого и жизненного пути). Вторая — на тщательно рассмотренных конкретных сюжетах позволяет увидеть, как именно государственный каток перемалывал судьбы русских писателей XX века, насколько губительным для них оказались попытки заигрывать с режимом и как некоторым из них удавалось сохранять человеческое достоинство вопреки обстоятельствам жестокого времени. Автор широко использовал в книге малоизвестные и неопубликованные материалы государственных и частных архивов. В качестве приложения публикуются малоизвестные статьи участников группы, а также высказывания их коллег, критиков и политиков 1920-х гг. о Серапионовых братьях.
Судьбы Серапионов - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В 1922 году одна за другой вышли две книги Тихонова «Орда» и «Брага». Эффект, произведенный ими, был сильный. Многие строки тихоновских баллад стали крылатыми. Юрий Тынянов, один из самых тонких ценителей поэзии и проницательный критик, писал: «Впечатление, произведенное тихоновской балладой, было большое. Никто еще так вплотную не поставил вопроса о жанре, не осознал стиховое слово как точку сюжетного движения. Тихонов довел до предела в балладе то направление стихового слова, которое можно назвать гумилевским» [457] Стихам Тихонова Тынянов посвятил главку в знаменитой статье о современной поэзии «Промежуток» — см.: Ю. Н. Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 191–193. Тихонов писал об этой статье Пастернаку (там «о вас есть несколько любопытных замечаний и, по-моему, верных») — см.: Из истории советской литературы 1920–1930-х годов. Литературное наследство. Т. 93. М., 1983. С. 672.
.
Но учился Тихонов не только у Гумилева; он посещал в Студии Дома Искусств занятия Шкловского, Замятина, Корнея Чуковского. И не следует думать, что Тихоновым все восхищались; Евгений Шварц описал первую встречу с поэтом (на занятиях у Чуковского) желчно и без какого-либо пиетета: «На лекции Корнея Чуковского разбирали Бунина. Прочел доклад слушатель старшего курса студии с деревянным лицом и голосом из того же материала — Николай Тихонов. В докладе он доказывал, что Бунин — провинциал, старающийся показать свою образованность. Я обожал Бунина, и Буратино с дурно обработанной чуркой на том месте, где у людей обычно находится лицо, с пепельным париком над чуркой ужаснул меня. Года через два, уже зная, что он не так осиноподобен, как почудилось мне при первой встрече, я спросил его, зачем сочинил он доклад подобного рода. „Ты не понял! — воскликнул он. — Я пародировал Чуковского. Неужели ты не заметил, как он был недоволен?“ Я заметил, но отнес это к сути доклада» [458] Е. Шварц. Живу беспокойно. Из дневников. Л., 1990. С. 280.
. Эта запись Шварца не позволяет понять, как изображенный в ней человек мог написать дивные стихи:
Мы разучились нищим подавать,
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать зарю и в лавках покупать
На медный мусор золото лимонов…
Среди стихов Тихонова любовная лирика — редкость, хотя жизнь отнюдь не обделила его любовью и влюбленностями. В 1937 году Тихонов написал одно из лучших своих стихотворений:
Я люблю тебя той — без прически,
Без румян — перед ночи концом,
В черном блеске волос твоих жестких,
С побледневшим и строгим лицом…
Женился Тихонов в начале 1920-х годов на М. К. Неслуховской; их гостеприимный дом по адресу Зверинская, 2 был широко известен в литературном кругу. «Тихонов, — рассказывает Каверин, — к его счастью, попал в старую дворянскую семью, где, казалось, только его и ждали, хотя он был сыном и братом парикмахера и принадлежал к среднемещанскому сословию. У Неслуховских он, как говорится, пришелся ко двору. Его склонность ко всему необычайному, к любым отклонениям от обыденной жизни — словом, черты, характерные для его поэзии 20-х годов, были как бы изначально свойственны семье Неслуховских» [459] В. Каверин. Эпилог. М., 1989. С. 266.
. О Зверинской, 2 существует большая мемуарная литература — дом был открытый и привлекал многих (в основном молодежь). Вот тихоновский портрет 1926 года в записях одного из гостей его дома: «Одевается скромно и бедно… Неприхотлив в пище… Курит трубку… О себе думает много. Самоуверен. Если когда-нибудь слышит — мол, Тихонов злой, он находит, что это так и надо. Внешним жестом скуп. Руками не размахивает. Низко не кланяется… Ходит — не качается, не подпрыгивает. Тверд и не гнется» [460] Инн. Басалаев. Записки для себя // Минувшее. Вып. 19. М.; СПб., 1996. С. 363.
.
Советская критика прочно записала первые книги Тихонова по разряду революционной романтики, благодаря чему его ранние стихи в советское время перепечатывали без всякой опаски, хотя даже лексика их не имела к революционному мифу подчас никакого отношения.
Огонь, веревка, пуля и топор,
Как слуги, кланялись и шли за нами,
И в каждой капле спал потоп,
Сквозь малый камень прорастали горы,
И в прутике, раздавленном ногою,
Шумели чернорукие леса.
Неправда с нами ела и пила,
Колокола гудели по привычке,
Монеты вес утратили и звон,
И дети не пугались мертвецов…
Тогда впервые выучились мы
Словам прекрасным, горьким и жестоким.
О каком годе это написано — 1916-м? 1942-м? или 1979-м?
Но и стихи, явно относившиеся к событиям гражданской войны, были не ходульны, это поэзия достойной пробы. Конечно, она не передавала внутренних эмоций автора, и смешно было бы пытаться сегодня по этим стихам понять общенародную трагедию тех лет. Романтическая поэзия существует не для того. И немало зная о кровавых реалиях крымских боев 1920 года, все равно не отрешиться от магии этих слов:
Катятся звезды, к алмазу алмаз,
В кипарисовых рощах ветер затих,
Винтовка, подсумок, противогаз —
И хлеба — фунт на троих.
Тонким кружевом голубым
Туман обвил виноградный сад,
Четвертый год мы ночей не спим,
Нас голод глодал, и огонь и дым,
Но приказу верен солдат…
Сегодня поэзию Тихонова не вспоминают (такая уж фаза у маятника литературно-политической моды). И не верят Багрицкому, написавшему о тех годах:
А в походной сумке — спички и табак,
Тихонов, Сельвинский, Пастернак…
Из трех названных поэтов теперь безоговорочно полагается верить только Пастернаку. Пожалуйста: «Вы поэт моего мира и понимания, лучше не скажешь и нечего прибавить», — писал Борис Пастернак Николаю Тихонову в 1924 году [461] Б. Пастернак. Собр. соч. Т. 5. С. 141. Слова Тихонова о поэзии Пастернака из его письма к Б. Л. (1925): «Стихов такой прямоты и честности давно не было в русской поэзии» (Из истории советской литературы 1920–1930-х годов. С. 673) — не удивительны.
; а в 1928-м в письме близкому человеку Пастернак говорит, что Тихонов «почти младший брат мне» [462] Письмо к О. М. Фрейденберг 3 января 1928 г. ( Б. Пастернак. Собр. соч. Т. 5. С. 232). В середине двадцатых годов ощущалось даже влияние поэзии Пастернака на Тихонова, и Горький писал Федину 17 сентября 1925 г.: «Грустно, что Тихонов подчиняется Пастернаку, и получаем из него Марину Цветаеву, которая истерически переделывает в стихи сумасшедшую прозу Андрея Белого» (М. Горький и советские писатели. С. 497).
. Характерные слова написал Пастернак, собираясь с литбригадой в Грузию в 1933-м: «Я только оттого в нее включился, что мне был обещан Тихонов, и перспектива трехдневного общения с ним в вагоне была для меня главною географической приманкой путешествия» [463] Из письма к Г. Э. Сорокину 5 ноября 1933 г. (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома. 1979. Л., 1981. С. 221. Публикация А. В. Лаврова, Е. В. Пастернак и Е. Б. Пастернака).
. Не ограничусь здесь Пастернаком. Неизменно высоко ценились стихи Тихонова в кругу Юрия Тынянова; про то, что Тихонов «пишет хорошие стихи», сказано в «Сентиментальном путешествии» Виктором Шкловским [464] В. Шкловский. Сентиментальное путешествие. М., 1990. С. 269.
. В записях Л. Я. Гинзбург 1920-х годов все упоминания Тихонова комплиментарны [465] См., например: Л. Я. Гинзбург. Записные книжки. М., 1999. С. 9, 14, 16 и т. д.
. «Тихонов для меня уже и теперь выше Есениных всех сортов» — писал Максим Горький уже в 1922-м [466] М. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Литературное наследство. Т. 70. М., 1963. С. 177. Письмо В. Каверину.
. В комплиментах Тихонову были и курьезные перехлесты с характерным ароматом; так, прозаик Соколов-Микитов (будущий друг Федина и Твардовского) писал: «… о русском поэте Тихонове…: Тихонов стоит тысячи Пастернаков и Мандельштамов» [467] Л. Флейшман, Р. Хьюз, О. Раевская-Хьюз. Русский Берлин 1921–1923. Paris, Ymca-Press, 1983. С. 212.
. (Полноты картины ради отмечу, правда, неслучайное отсутствие имени Тихонова в длинном перечне современных поэтов «навсегда» от Анненского до Хлебникова и Асеева в статье Мандельштама 1923 года [468] Буря и натиск ( О. Мандельштам. Собр. соч. Т. 2. М., 1993. С. 288–298).
и одновременный восторг Осипа Эмильевича по поводу стихов другого «островитянина» — Константина Вагинова [469] Л. Я. Гинзбург записала в 1925 году рассказ Б. М. Эйхенбаума о том, как в час ночи позвонил Мандельштам, с тем, чтобы сообщить ему: «„Появился Поэт!“ — „..?“ — „Константин Вагинов!“ Б. М. спросил робко: „Неужели же вы в самом деле считаете, что он выше Тихонова?“. Мандельштам рассмеялся демоническим смехом и ответил презрительно: „Хорошо, что вас не слышит телефонная барышня!“. Вот она, живая история литературы…» ( Л. Я. Гинзбург. Человек за письменным столом. Л., 1989. С. 9). Отметим также упоминание имени Тихонова Мандельштамом в рецензии 1935 г. на книгу Г. Санникова («романтические выпады Н. Тихонова и Багрицкого») — см.: О. Мандельштам. Собр. соч. Т. 3. М., 1994. С. 269.
).
Интервал:
Закладка: