Борис Фрезинский - Судьбы Серапионов

Другие мемуаристы утверждают, что название предложил Каверин (внутренняя мотивация ясная: он был самым горячим поклонником Гофмана и его ранняя проза гофмановской близка). Шкловский пишет об этом предположительно, перечисляя всех Серапионов: «Был Вениамин Каверин — романтик, он, вероятно, и нашел слово „серапионы“. Тогда писал он условные, очень изобретательные рассказы» [60] В. Шкловский. Жили-были. М., 1966. С. 420. . Н. Чуковский говорит об этом совершенно определенно: «Название „Серапионовы братья“ предложил Каверин. Он в то время был пламенным поклонником Гофмана. Его поддержали Лунц и Груздев. Остальные относились к этому названию холодно. Многие, в том числе и я, даже не знали Гофмановой книги, носящей такое название» [61] Н. Чуковский. Литературные воспоминания. С. 80. . Полонская придерживается версии, что автор названия — Лунц: «Когда Лева Лунц предложил назвать наше объединение „Серапионовским братством“, мы все ухватились за слово братство и даже не подумали о пустыннике Серапионе» [62] Простор (Алма-Ата). 1964. № 6. С. 113–114. (Полонская исходит, скорей всего, из того, что Лунц был автором самой знаменитой статьи о Серапионах; в её словах тоже слышится оправдание перед заклеймившим название т. Ждановым).

Между тем, еще в 1924 году, когда название никого не пугало и, конечно, все помнили, кто его предложил, так что врать было бесполезно, Слонимский написал в предназначенной для публикации автобиографии: «Название „Серапионовы братья“ предложено мной, но Гофман — отнюдь не любимый мой писатель» [63] «Серапионовы братья» в собраниях Пушкинского Дома. С. 84. . Не верить этому признанию нет никаких оснований; оно и объясняет столь тщательное старание позднего Слонимского «отвести от себя удар».

То, что Лунц воспринял название группы нешуточно, как и программу гофмановских рассказчиков, перенося её в жизнь питерского сообщества — несомненно, и это видно из текста его знаменитой статьи «Почему мы Серапионовы Братья» (см. приложение I). То, что Каверин долго и столь же последовательно, как Лунц, отстаивал лозунги гофмановских «братьев» — тоже несомненно. Если для части Серапионов совпадение идеи их собраний (читать и обсуждать вновь написанное сообща) с внешним сюжетом книги Гофмана (шесть рассказчиков еженедельно собираются, читая новый рассказ и обсуждая его) было достаточно, чтобы согласиться принять название «Серапионовы Братья», то для Лунца, Каверина и, возможно, поначалу Слонимского в провозглашенных гофмановскими «братьями» лозунгах скрывалась программа, которой они хотели бы следовать.

Конечно, был для молодых Серапионов в гофмановском названии и элемент игры, но собираясь и читая друг другу новые рассказы, они не «играли» в гофмановских «братьев» — литература была для них главным делом жизни, делом всерьез.

Теперь о прозвищах Братьев. Использовались они в обиходе недолгое время, не у всех были и не все запомнились. Возникли они, возможно, по некоей аналогии с именами гофмановских рассказчиков, воспринимавшимися литературно. Именно в прозвищах в наибольшей степени проявился элемент первоначальной игры — не без участия А. М. Ремизова, который давал некоторым Братьям и свои собственные клички. Прозвища Братьев, разумеется, не случайны, обоснованны, как правило, поведенчески и довольно естественны.

Вот они:

Лунц— Брат-Скоморох,

Груздев— Брат-Настоятель,

Слонимский— Брат-Виночерпий,

Зощенко— Брат-Мечник (все считали Зощенко Братом без прозвища, но Ремизов приводит такое [64] Там же. С. 181. ),

Никитин— Брат-Ритор (видимо, в начале звался Брат-Канонарх [65] См. письмо Познера Ремизову и заметку Ремизова (Там же. С. 176). , а затем активно проявленная страсть выступать привела к замене прозвища; Каверин в речи 1929 года называет его также: Брат-Летописец [66] В. Каверин. Собеседник. С. 53. — возможно, это раннее прозвище, основанное на распределении обязанностей Братьев),

Шкловский— Брат-Скандалист (Ремизов приводит также прозвище Брат-Броневик, поясняя: «прущий напролом и напоперек» [67] «Серапионовы Братья» в собраниях Пушкинского Дома. С. 181. ),

Иванов— Брат-Алеут,

Познер— Младший Брат,

Каверин— Брат-Алхимик,

Федин— Брат-Привратник (и еще Брат-Ключарь — оба только в заметке Ремизова [68] Там же. С. 180–181. ),

Тихонов— Брат-Половчанин (только у Ремизова [69] Там же. С. 181. ).

Собрания Серапионов, включая празднования их годовщин, были открытыми (кроме редких моментов выбора новых Братьев, тогда несерапионы удалялись) — гости и «гостишки» приходили на них постоянно и запросто.

Гостями были: Е. Замятин, Б. Эйхенбаум, К. Чуковский, В. Ходасевич, О. Форш, М. Шагинян, Е. Шварц, Ю. Тынянов, А. Ремизов (уже в 1921 году уехавший из России), А. Ахматова, О. Мандельштам, Н. Клюев, И. Одоевцева, Д. Выгодский, художники Вал. Ходасевич и Ю. Анненков, библиофил и друг Замятина Я. Гребенщиков (список, наверняка, неполный). Совершенно неожиданного гостя вспоминает Полонская: «Иногда в комнате Слонимского, где происходили собрания, появлялись люди, приехавшие с фронтов гражданской войны, некоторое время ходили (если их привел кто-нибудь из „своих“) и опять исчезали, так же внезапно, уезжая обратно на фронт. Бывал несколько раз Гайдар, который тогда еще носил фамилию Голиков — в то время молодой командир Красной армии» [70] Простор (Алма-Ата). 1964. № 6. С. 113. Так как в 1920 г. Гражданская война в основном закончилась, Гайдар, скорее всего, приезжал не с фронта, а из воинской части, поскольку комиссовался только в 1924 г. .

И, наконец, «гостишки» — так называли в основном «серапионовских девушек», неизменно приходивших на собрания; это были: М. С. Алонкина (ставшая деятельным завхозом Студии; в неё были влюблены многие Серапионы), З. А. Гацкевич (ставшая женой Н. Никитина), И. И. Каплан (ставшая женой М. Слонимского; её все звали Дуся, потому один поздний автор написал: Евдокия Каплан!), Л. П. Сазонова (дочь завхоза Дома Искусств), Л. Б. Харитон (дочь Б. И. Харитона, редактора «Летописи Дома литераторов», а потом журнала «Литературные записки» — она сохраняла дружбу с Серапионами до конца жизни). Список тоже, наверняка, неполный…

Владислав Ходасевич вспоминал обстановку комнаты Слонимского, когда там собирались Серапионы: «Коридор упирался в дверь, за которой была комната Михаила Слонимского — единственного молодого обитателя этой части „Диска“… Тут была колыбель „Серапионовых братьев“, только еще мечтающих выпустить первый свой альманах. Тут происходили порою зарытые чтения, на которые в крошечную комнату набивалось человек по двадцать народу: сидели на стульях, на маленьком диване, человек шесть — на кровати хозяина, прочие на полу. От курева нельзя было продохнуть…» [71] В. Ходасевич. Собр. соч. Т. 4. С. 277. .