Александр Нильский - Закулисная хроника. 1856 — 1894

— Как ты смел мной выходить? Я тебя за это оштрафую и засужу.

— Помилуйте, Федор Константинович, за что же?

— А за то, что нельзя хозяина представлять в комическом виде. Другое дело, если бы ты представил меня молодым, красивым и без порока.

— Но ведь тогда я не был бы на вас похож ни на иоту.

— Ничего не значит. Все-таки мне приятнее видеть себя прекрасным.

Покидая Нижний Новгород, я разговорился с Смольковым о дальнейших театральных делах его.

— Будете, — спрашиваю, — ставить еще «Смерть Иоанна Грозного»?

— Непременно… Сорву еще сборика два наверное…

— А кто у вас будет играть Царя Ивана? найдется ли актер на эту роль?

— Трусов.

— Но ведь она не в его средствах. Он всю жизнь играет амплуа молодых людей…

— Нет, он хорошо стариков играет. Они у него отлично выходят…

Про актера Востокова Федор Константинович выражался так:

— Хороший он актер, очень хороший…

— Да, если бы не так запивал, был бы выдающимся.

— Он и теперь очень выдающийся актер… Прекрасный актер…

— Чем же, помилуйте, теперь-то? Всегда пьян и никогда роли не знает.

— Да я не за сцену его хвалю.

— А за что?

— Насчет денег не спорит. Передашь ли ему, не додашь ли — молчит и никакого скандала.

В действительности И. В. Востоков был очень способною личностью, к несчастью, загубленною пристрастием к вину. Кроме своего сценического дарования, он обладал недурным литературным пером и прекрасно перевел несколько драм, комедий и водевилей, которые в свое время держались в репертуаре и пользовались успехом. Разумеется, эти работы его принадлежат к раннему периоду жизни, ко времени пребывания его на сцене московского Малого театра. Я познакомился с Востоковым в период его полнейшего расслабления, когда все от него сторонились, по причине его невоздержности и того брезгливого чувства, которое он внушал всем и каждому.

Из своих и чужих воспоминаний. — М. С. Щепкин. — И. В. Самарин. — В. И. Живокини.

Имея большое закулисное знакомство, мне очень много приходилось слышать рассказов из жизни выдающихся представителей как императорской, так и провинциальной сцены. В большинстве случаев эти рассказы характеризуют актеров не только в их житейской обстановке, но и как исключительных деятелей известной сферы, вносивших в дело свои традиции, признаваемые потомками и до сих пор сохраняющиеся по всей своей силе и красоте. Особенно богата традициями сцена московского Малого театра, где дух Щепкина, Садовского, Живокини, Самарина, Шумского, Д. Т. Ленского незримо витает за кулисами и бодрит и вдохновляет нынешних представителей русской драмы в Белокаменной. Различные анекдоты и рассказы из их жизни представляют богатый материал, назидательный и очень пригодный для всякого любящего и уважающего родной театр.

К чести наших современных актеров следует приписать то, что они, по крайней мере, в анекдотических повествованиях вспоминают своих славных предшественников и очень часто руководствуются их взглядами на искусство, их отношениями к делу, их принципами, что, по моему мнению, не дает им совершенно погрязнуть в тине театральных болот.

В актерских рассказах и воспоминаниях самое видное место занимает Михаил Семенович Щепкин, имя которого крупными буквами начертано на скрижалях театральной летописи. Его взгляды на сцену, его поступки, его мнения, конечно, имеют большое значение, и я полагаю, что привести о нем некоторые рассказы, сохранившиеся в моей памяти, будет далеко не лишним, тем более, что все нижеприведенное передано мне очевидцами, а иному я был и сам личным свидетелем.

С какой строгостью Щепкин относился к своему актерскому делу, видно из такого эпизода. Идет репетиция. Он внимательно прислушивается к репликам играющих с ним актеров. Но вдруг прерывает одного из них и говорит:

— Я ведь не понимаю, как ты играть будешь. Ты, пожалуйста, дай мне ноту.

Актер недоумевающе всматривается в Михаила Семеновича и робко спрашивает:

— Ноту? Какую ноту? Для чего?

— Как для чего? Для аккорда.

В простом разговорном языке, во время сценического действия, Щепкин желал достигнуть музыкальной прелести ансамбля.

Лично я познакомился с Щепкиным во время его гастролей на петербургской сцене. Впрочем, я знавал его и раньше в Москве, но наше московское знакомство ограничивалось только почтительным расшаркиванием с моей стороны и какой-нибудь ласковой фразой — с его. В то время я был еще юношей, и дальше этого обмена приветствий наше знакомство, конечно, идти не могло. Отец мой, как москович и большой театрал, пользовался постоянной дружбой Михаила Семеновича, с которым часто коротал время в английском клубе, где оба они были членами. Как известно, Щепкин первый из актеров был избран в члены этого знаменитого тогда клуба… Всего только раз довелось мне, в один из приездов в Москву, встретиться на клубском обеде с Михаилом Семеновичем и в памятной для меня беседе провести с ним весь вечер. Никогда не забуду, с какой энергией и воодушевлением он высказывал мне свои строгие, но справедливые суждения об актере и его обязанностях. Называя лучших того времени артистов и признавая за ними таланты, Щепкин беспощадно порицал их за недостаточность внимания и нерадение к сцене.

Говоря, например, о лучшем и до сих пор незаменимым в ролях бар, теперь тоже покойном, И. В. Самарин, Михаил Семенович обвинял его в том, что тот иногда бывает небрежен и, вместо аристократа, изображает какого-то купеческого сынка.

— А почему это? Потому что бесспорно талантливый актер он, слишком самонадеян, не желает слушать моих добрых советов. Между тем, со стороны-то виднее. А его уродует ложный стыд; он думает, что я стараюсь умалить его сценические достоинства, менторствую и «поучаю».

По рассказам сослуживцев Щепкина, в разучивании ролей он был до педантизма точен и не упускал ни одной малейшей детали. Точно такого же отношения к «задачам автора» (его выражение) он требовал и от всего остального персонала труппы.

Однажды по внезапной болезни какой-то актрисы, пришлось накануне вечером, во время спектакля, переменить назначенную на следующий день пьесу и заменить ее другой, а именно комедией «Горе от ума». Щепкин в этот спектакль был занят. Узнав в уборной о перемене завтрашнего спектакля и несмотря на то, что роль Фамусова играл с первой постановки Грибоедовского произведения, он отправляется к режиссеру С. П. Словьеву и спрашивает:

— Скажите, в котором часу завтра утром репетиция?

— Какой пьесе, Михаил Семенович?

— Как какой! Да ведь завтра идет «Горе от ума».

— Помилосердствуйте, — возражает Соловьев. — Зачем делать репетицию? Ведь мы «Горе от ума» на той неделе играли? Позвольте актерам отдохнуть. Ведь уж как они знают свои роли, тверже никак нельзя.