Ульрика Кесслер - Ричард I Львиное Сердце

Предыстория строительства также хорошо подтверждается документально, как и конфликты на этой почве с церковью в лице архиепископа Руана, бывшего верховного юстициариея во время крестового похода. Его история, изложенная во взволнованной переписке бывшего королевского доверенного лица с Радульфом Дицето, интересна не столько тем, как широко были затронуты права церкви — речь шла об отчуждении церковной собственности и обычных в этих случаях правовых последствиях, — как количеством тайных оговорок и масштабами притворства в скрытом под личиной сотрудничества состязании двух королей под покровом дымовой завесы Луврьерского «мира», к принятию которого он был причастен и который разоблачал как низкопробный фарс. В составленном в начале 1196 года документе содержится оговорка, что ни одна из сторон не имеет права укреплять Лезандели: верный признак того, что именно это и планировалось сделать, так что вопрос был только в том, кто из королей первым завладеет естественным опорным пунктом, меловым утесом на Сене высотою 100 метров. Вторгшись в Нормандию, Филипп присвоил себе также владения архиепископа Руана, в том числе и прибыльную таможню на острове Андели. Тогда была предпринята попытка тайной статьей договора, которую архиепископ не знал, уменьшить его право налагать интердикт, создав комиссию, состоявшую из духовных лиц, назначаемых обоими королями, но тот, заподозрив неладное, отказался от присяги и поручительства за Ричарда и, бежав, уклонился от возможных последствий. В актуальном политическом контексте эта статья, казалось, была предназначена для того, чтобы предоставить Филиппу лазейку для дальнейшего продвижения по долине Сены — в действительности же, вероятно, Ричард уже решил сам строить там, и когда возмущенный Уолтер Руанский не согласился на предложенный обмен, он начал осенью 1196 года укреплять остров Аццели. Последовало наложение интердикта на Нормандию, апелляция к Риму и диспут делегатов короля и архиепископа перед папой. Убеленный сединой Целестин, не сумевший обеспечить защиту возвращавшегося домой короля-крестоносца, легко позволил убедить себя в том, что можно было бы по крайней мере не мешать Ричарду эффективно защищать свою страну. Он разъяснил сварливому нормандскому архиепископу, что без этих утесов церковь обойдется, и склонил его принять компенсацию, достаточно великодушно выделенную Ричардом для облегчения примирения.

В течение следующего года на острове наряду с военными сооружениями был возведен маленький дворец, у подножия скалы основан новый город — сегодняшний При-Адли, — были построены мосты от него к острову и от острова к противоположному берегу Сены и установлен через реку палисад, прекративший там всякое судоходство и отгородивший Сену от французской коронной земли. Из документов видно, как часто Ричард во время строительства на острове, затем в крепости, которую он неофициально назвал Шато Гайяр — «замком смелых», останавливался там. Кажется, будто после долгих странствий, средневековый король нашел спокойное место отдохновения, где сочеталось необходимое, то есть военная сила, с приятным, — местность, расположенная там, где Сена образует петлю, была на редкость живописна. В этой резиденции был заключен союз с фландрами, ее посетил возвращавшийся из крестового похода домой племянник, пфальцграф Генрих. Сегодня о былом величии сооружения свидетельствуют только руины на крепостной горе, а в то время вся местность была укреплена и оборудована. В систему укреплений входили: скала, река, остров, образуемый рукавами Сены, противоположный полуостров, два форта вверху по течению Сены, старый город Андели — Гранд Андели — на реке Гамбон в долине Сены, новый город — вот почему эта местность из-за двух расположенных рядом городов называется Лезандели, — еще одна параллельно к Гамбон протекающая река (эти две реки, как клешни рака, зажимали новый город) и пруд, прикрывавший его с тыла и одновременно соединявший со старым городом. Сама крепость, гордость Ричарда, состояла из передового укрепления, предназначавшегося для прикрытия единственного подхода к ней со стороны плато, расположенного в ее тылу, и главной крепости с двумя окружными стенами, внутренняя из которых, еще хорошо сохранившаяся эллиптическая «волнистая» стена, состоит из круга полуцилиндров, конструкция которых улучшала оборонительные возможности. На внутреннем дворе еще и сегодня возвышается донжон, прославленное и хитроумно построенное сооружение с двойным покрытием, учитывающее баллистические требования, чье основание в любом месте можно было при помощи обстрела защитить от подкопов. Все стены, а также мощная круглая башня передовых укреплений были обложены скальной горной породой, в которой высекались многочисленные глубокие укрытия. Все, что было нужно для жизни, находилось внутри сооружения: колодец и пещерные погреба располагались в первом внутреннем дворе крепости, был обеспечен защищенный подход к Сене, и кроме того, во всякое время осуществлялось снабжение из обоих входивших в крепостной комплекс городов. Все это позволяло держать длительную осаду. Хотя ансамбль служил военным целям, наружные стены выложены из хорошо отесанных камней, а большие двойные окна в недоступной части донжона и жилом здании над Сеной снаружи перекрывались изящными стрельчатыми сводами. То немногое, что было необходимо для проживания, располагалось в четырех помещениях двух этажей, где еще видны основания каминов и сохранились каменные скамьи в нишах окон, отличавшихся необычайно широким обзором.

Шато Гайар стоит сегодня перед нами как величественный символ тщетности любых заблаговременных мер перед лицом неизбежного конца. Гигантское сооружение с его передовой техникой не могло функционировать автоматически, для его обслуживания требовались соответствующие люди. Таковыми не были ни Иоанн, ни комендант. Без желания герцога Нормандского защищаться и умения воспользоваться всей полнотой вспомогательных средств размеры и мощь сооружения были почти бесполезными для осажденных, и, следовательно, это строившееся на века укрепление лишь доказывает невозможность компенсировать техническими средствами человеческую неспособность. Несомненно, Ричард не рассчитывал, что при приближении врага у осажденных не окажется сильного войска и бой будет идти на подступах к крепости. Система была создана для активной разумной обороны, а не только для того, чтобы прятаться за стенами и выжидать. Когда весной 1204 года после длившейся несколько месяцев осады пал Шато Гайар, а с ним была потеряна и Нормандия, старая королева-мать Элеонора должна была взять с собою в могилу и эту боль — она умерла почти сразу же после этого. Случившееся стало кульминационной точкой в цепи катастрофических упущений и ошибок. Если, забежав вперед, взглянуть на то, как проходила осада, то, вероятно, станет понятно, почему этот эпизод лучше всего показывает, за какое безнадежное дело, несмотря на все его успехи, взялся Ричард в конце своей жизни.