Ульрика Кесслер - Ричард I Львиное Сердце

В Мессине Ричард расквартировался в винодельческом поместье, так как во дворце уже обосновался Филипп. Армия, прибывшая за неделю до него, разбила лагерь прямо на берегу, поскольку ее не пустили в город. Капитаны кораблей ждали своего короля, который, узнав о высадке своих людей на берег, поторапливал с отплытием, несомненно обеспокоенный складывавшимся взрывоопасным положением. Среди обычных обстоятельств, способствовавших росту напряженности, был резкий скачок цен на продукты питания, вызванный неожиданным ростом населения. Кроме того, не обошлось и без обычных в подобных обстоятельствах конфликтов на национальной почве, обусловленных столкновением различных культур. В Сицилии, которая нередко становилась жертвой разбойничьих набегов, помимо тонкой правящей норманнской прослойки проживали еще и давно романизировавшиеся лангобарды, а также выходцы из Греции и арабы. По сообщениям летописцев, в Мессине все держали в своих руках «гриффоны» и «лангобарды», как называли здесь осевших в различное время греков и латинян различного происхождения. К ортодоксальным грекам крестоносцы издавна относились с подозрительностью, что же касается «лангобардов», до нас дошла стихотворная строка Ричарда, относящаяся, правда, к более позднему времени, в которой он презрительно называет этим именем французов, что, между прочим, поднимает вопрос о том, а кем же он сам себя считал? Впрочем, о жителях Мессины, в которых английские авторы видят лишь низкие качества, плохо отзываются и другие источники того времени.

Надо сказать, что армия Ричарда представляла собой пестрый конгломерат, и изъяснялась, хотя и на всевозможных диалектах, но все же по-французски. Однако, как утверждает Девиз, местные жители всех их, независимо от того, были ли они выходцами из Англии или Нормандии, Луары или Южной Франции, именовали «англичанами», таким образом франкоязычные подданные Ричарда были для них совсем не то, что франкоязычные подданные Филиппа. Налицо любопытное явление: хотя взаимоотношения греков и французов во время крестовых походов и в связи с ними не отличались особым дружелюбием, в данном случае между «французскими» французами и местными жителями устанавливаются на редкость гармоничные отношения, тогда как «английские» французы Ричарда сразу же приходятся им не по душе. К национальным предубеждениям, экономическим причинам и обычному недовольству, вызванному поведением солдат, сразу же прибавляется чисто политический фактор, вскоре ставший доминирующим. Нормандский менестрель Амбруаз в своей «Estoire de la Querre Sainte» объясняет антипатию местного населения по отношению к армии Ричарда тем, что жители Мессины видели в нем возвратившегося норманнского завоевателя. Ведь у Ричарда действительно был довольно многочисленный нормандский контингент, а события стотридцатилетней давности, когда брат Роберта Гискара — Рожер появился на Сицилии и завоевал ее, еще не стерлись из памяти. С тех пор здесь правила норманнская династия, которая, однако, сумела обеспечить в высшей степени мирное сосуществование разнородных культур.

И, хотя в конце XII века «норманнов» в общем-то уже особо не побаивались, никто не мог знать, что было на уме у Ричарда и что он мог придумать, поэтому недоверие к нему вполне понятно. К тому же он был братом овдовевшей после смерти Вильгельма II сицилийской королевы Иоанны, которую новый король, Танкред, сам не очень то прочно сидевший на троне, держал под стражей в Палермо. Отказ в удовлетворении вдовьего права уже сам по себе провоцировал конфликтную ситуацию, более того, совершенно неясно было, как поведет себя Ричард по отношению к незаконнорожденному внуку Рожера II, пришедшему к власти вопреки воле почившего в бозе короля.

Здесь мы приближаемся к довольно запутанному периоду истории конца норманнского правления на Сицилии. Решение Вильгельма II обручить свою тетю Констанцу с Гогенштауфеном Генрихом VI вызвало осенью 1184 года настоящую сенсацию в политическом мире. Неужели норманнское государство достанется германцам? Насколько реальны были в то время подобные опасения и действительно ли Вильгельм решил наделить Гогенштауфенов правом на сицилийский престол, узнать уже невозможно. Неизвестно даже, насколько серьезно юный Вильгельм II при заключении этого брака относился к праву наследования по женской линии и придавал ли ему вообще какое-либо политическое значение, или, зная о своей неспособности иметь детей, он сознательно наметил столь крутой поворот в судьбе своего государства. Во всяком случае, во втором браке Иоанна стала матерью, и решение Вильгельма оставило в сознании ее детей неприятный осадок.

Заточение же Танкредом бывшей королевы могло означать лишь то, что ее вмешательство в сицилийские дела рассматривалось как вполне вероятное, и подобные опасения относились ко всей ее семье. Тем не менее, есть основания полагать, что осенью 1190 года Ричард вовсе не имел намерений завоевывать Сицилию, и все его помыслы были направлены на осуществление крестового похода, хотя его и не оставляли заботы о наилучшем его финансировании. Ведь одно было совершенно несовместимо с другим. Рассчитывая задержаться в Палестине не менее трех лет, он никак не мог надеяться защитить завоеванную Сицилию от надвигавшихся армий Генриха VI. Да он никогда и не шел на завоевания, удержать которые не представлялось возможным, чему яркое свидетельство — его поведение на Кипре и в Святой Земле. Но то, что стало ясным для всех, включая и Генриха VI, при его отплытии из Мессины, а именно, что он не намерен вмешиваться в политическое будущее Сицилии, при прибытии на Сицилию было далеко не столь очевидным. Поэтому вполне понятна усиливавшаяся нервозность и населения Мессины, и самого Танкреда.

Не только все английские летописцы — кроме названных, следует упомянуть еще Девиза, в частности его подробное описание пребывания на Сицилии, — но еще и неанглийские, много пишут о провокациях жителей Мессины по отношению к армии Ричарда. Они не ограничивались словесными оскорблениями, но нередко выражались в нападениях и даже убийствах. Так что если и существовал страх перед завоеванием, то он выливался в прямую агрессию. Таким образом, само положение, в котором оказался Ричард, требовало немедленных действий, причем подобные действия одновременно должны были носить как оборонительный, так и наступательный характер. Обороняться Ричарду предстояло от горожан, наступать — на Танкреда. И хотя тот сразу же после прибытия Ричарда послал к нему Иоанну и даже выделил ей некоторую сумму в качестве отступного, Ричард посчитал эти меры недостаточными. Его требования были вдвое большими. Он потребовал вдовье наследство Иоанны — графство Монте-сант-Анжело, находящееся на востоке Апулии у Монте-Гаргань. Этот район был оккупирован германскими войсками, которые вошли сюда при поддержке местных сторонников Генриха и Констанцы незадолго до появления Ричарда на Сицилии. То, что в подобных обстоятельствах Иоанна никак не могла бы получить свое графство, зависело скорее от реальной политической ситуации и враждебности Гогенштауфена, чем от ее личных качеств. Для себя Ричард потребовал выдачи наследства, завещанного Вильгельмом II своему тестю Генриху II после объявления последним об участии в крестовом походе. Как его наследник и фактический предводитель крестового похода он претендовал на следующее: 100 полностью оснащенных галер с двухгодичным запасом провизии, серебряную палатку, в которой можно было бы накрыть стол на двести рыцарей, золотой стол с приборами и золотой стул для Иоанны. Вполне вероятно, что набожный Вильгельм, который еще в 1188 году спас Триполи от Салах ад-Дина, послав на помощь конницу, сделал завещательный отказ на цели крестового похода; он умер всего через несколько месяцев после смерти Генриха II. Ричард, разумеется, не собирался отказываться от пусть и скромного, но все же законного вклада богатых сицилийцев на богоугодное дело, и Танкред не мог долго сопротивляться его требованиям. Хотя на первых порах он, видимо, вовсе не торопился бросаться в объятия Ричарду. Но по двум причинам переговоры нельзя было затягивать, В Мессине Ричард со своей армией чувствовал себя загнанным в угол, и налицо были все признаки надвигавшейся бури, что и определяло крайнюю необходимость в переговорах. Кроме того, взоры всего христианского мира были обращены на армию крестоносцев и ее предводителя. Ввиду этого особую весомость приобретал аргумент, приведенный Девизом: армия, которая должна наводить ужас на Салах ад-Дина, не могла позволить себе терпеть насмешки и наглость «изнеженных греков», а ее королю не подобает вести бесконечные дискуссии о том, что принадлежит ему по праву. Да и король, выступивший в военный поход, не мог рисковать своей репутацией, ведь добрая слава — это уже половина победы.