Дмитрий Урнов - На благо лошадей. Очерки иппические

– Александр Македонский на вашем бы месте, – говорит мне опытнейший и ученейший зоотехник Липпинг, – не проиграл, как вы на Трагике бездарно остались сзади, опозорив способную молодую лошадь.

Александр Македонский был, бесспорно, не нам грешным чета ездок, но вот что меня занимает как изучающего литературу – искусство словесное, в котором фантазия сочетается с фактами. Ученые называют это диалектикой правды и вымысла в соответствии с определением, какое дал, хотя и не очень удачливый, но очень большой любитель верховой езды, известный как автор «Фауста», то есть Гете.

Предание о работе Александра с легендарным Буцефалом говорит о том, что в самом деле он не сделал той ошибки, которую совершил я, выступая на Трагике. Молодой воин из Македонии учел, что конь его боится тени, боялся и Трагик. Ведь лошади, увидав перед собой на земле темное пятно, думают, что это яма, и от страха шарахаются в сторону как делал, судя по всему, Буцефал, или же на полном ходу прыгают через нее, что и проделал мой Трагик, сбившись с рыси на галоп (почему я и проиграл). Опытные наездники в наше время с помощью всевозможных приспособлений «собирают» рысака так, что весь пугающий его мир исчезает из поля его зрения, видит он одно только небо и «звезды считает», говорят про такую сборку, я же допустил промах, не сообразив надеть рысаку наглазники или козырек.

Признаем проницательность Александра Македонского: пугливый Буцефал был поставлен так, что перестал видеть собственную тень, успокоился и позволил себя оседлать. А как же в дальнейшем? Не мог же он раз и навсегда перестать бояться теней, потому что это порок органический – от близорукости. Если лошадь чего-то пугается, значит, как правило, плохо видит, и даже собственный отпечаток на земле должен ей представляться бездонной, черной пропастью. Это вы прочтете у Филлиса, Врангеля и прочих авторитетов. Ловким маневром Александр сумел привести коня в чувство, но ведь он не излечил его от близорукости. А козырька, наглазников, блиндеров (глухие наглазники), какие были в моем распоряжении и я не применил их по неопытности, этих современных средств у величайшего конника древности, понятно, не имелось. Но никто что-то не слышал, чтобы однажды обманутый Буцефал, после того, как его утихомирили, чего-то боялся. Согласно дошедшим до нас сведениям, он проявлял полное бесстрашие, и не на прогулочной езде, а в бою. Прослужив властелину тогдашнего мира годы, пал он в Индийском походе, изможденный героическими свершениями.

Так говорит сказание. Стало быть, и без блиндеров был найден способ устранить или, точнее, нейтрализовать у замечательного коня незначительный порок зрения. Скорее всего, именно так и было, однако, в общей памяти не сохранилось – не попало в предание.

Как же совершается отбор нас интересующего – того, что нам хочется услышать и в это поверить, будто оно на самом деле так было?

«Буцефал» – значит бычеголовый. Стало быть, либо широколобый, либо… рогатый. Одно другому не противоречит – у быка, но если у коня может быть широкий, словно бычий, лоб, и с этим спорить никто не станет, то откуда же взяться бычьим рогам, если речь идет о жеребце? Не раз касались меня легенды, которых так много в волшебном мире лошадей, и всякий раз в итоге выходило, что всякая выдумка содержит крупицу истины.

Если в романе «Идиот» «левая пристяжная заговорила», то на панихиде заслуженного конника произнес, говорят, речь и его любимый конь, – так рассказывали, и я, который при том присутствовал, разумеется, не собираюсь легенду разрушать (см. дальше «Дорогой длинною»). Пришлось разрушить другую касавшуюся меня легенду, о том, что мы с Шолоховым целую ночь напролет говорили о лошадях. Пришлось это сделать потому, что Михаил Александрович со своей стороны мог сказать, как оно было на самом деле: ждал он ждал, а я не пришел, не пришел потому, что просили не приходить, а кто просил и как оно было, это – для мемуаров, но на данный момент со всей ответственностью заявляю: и здесь есть реальное зерно.

Еще один случай – опровержение той бесспорной истины, что лошади едят овес. Они и сено тоже едят, но кому приходилось слышать, будто не отказываются лошади от мяса? У меня на глазах произошло это в Америке, куда мы с доктором-ветеринаром привезли тройку. Если очутившись в тех же краях, на Среднем Западе, в штате Огайо, вы кого-нибудь из местных жителей спросите, что едят русские лошади, вам наверняка ответят – мясо. А было так: ковбой, отвечавший за нас перед хозяином, предлагает: «Пойдем на конюшню, я тебе что-то покажу». Пошли мы с ним, он зачем-то взял с собой обеденную тарелку, а на тарелке оставшиеся от нашего обеда маленькие кусочки говядины. И у меня на глазах он эту говядину, кусок за куском, скормил нашим лошадям. Прежде, в Англии, рысакам, которых мы туда привели, пришлась по вкусу британская солома, а тут, за океаном, приключилось нечто поистине необычайное. Хотя от американского овса наши лошади не отказывались, однако эпизод с говядиной в местном фольклоре вырос до размеров гипертрофических, и, я думаю, по-прежнему на территории Огайо убеждены: в России лошади животные плотоядные – употребляют в пищу мясное. Местные жители, вероятно, все так же говорят: «Что вы хотите? Скифы! У тех же кони, кажется, ели сырую плоть, вот генетически это и сказывается». Скифы скифами, а что касается наших с доктором лошадей, мы никак не можем сказать, что это ни на чем не основанный вымысел.

Инцитатус (Быстрый), конь Каллигулы, действительно заседал или, лучше сказать, стоял в Римском Сенате? О, если бы узнали мы об этом в самом деле из уст самой лошади! Если бы, осуществляя мечту Гете, лошади заговорили! Но мы знаем об этом от людей, а люди полагаются на молву. Сомнения нет, Калигула в отношении к лошадям был фанатиком. Тратил на них деньги без счета. Это он строил мраморные конюшню (что вредно для лошадей). Он не пропускал ни одного дня на конских ристалищах. Юлий Цезарь, в политических целях, чтобы оказаться на виду у публики, только бывал на конских состязаниях, занимаясь при этом другими делами, просматривая бумаги. А Калигула был вовлечен безраздельно, и если его лошади проигрывали, он, не в силах пережить позор поражения, пускал в ход яды и отравлял своих удачливых соперников. Но всё же, как насчет Сената? Мы знаем от историков: он выражал намерение брать Быстрого с собой на заседания, но, как видно, слухи превратили намерение в исполнение.