Гадис Гаджиев - Конституция дагестанца

Как мне кажется, молодежь меньше увлекается стихами, чем раньше. В одну из моих встреч с поэтом в 2001 году я спросил его, видит ли он в ком-то своего продолжателя. Расул ответил: «Писателей стало много, читателей стало мало!». Но и сейчас во многих компаниях, в застолье, в Дагестане и во многих других городах России собравшиеся вспоминают о Расуле.

10 октября 2003 года, уже после торжественного празднования 80-летия Расула Гамзатова, когда он попал в Диагностический центр на Воробьевых горах, Арсен Атаевич Атаев, моя жена Зумрут и я пошли проведать его. У меня остались записи об этой встрече. Как сейчас помню добрую, чудесную улыбку Расула – улыбку большого ребенка. Это сравнение может кому-то не понравиться: как можно называть поэта, мудреца, знаменитость ребенком? Наверное, есть тут что-то от святотатства. Но я говорю о своем впечатлении. Это был какой-то доверчивый, беззащитный, как ребенок, человек, словно ему удалось претворить в жизнь свой грандиозный план переустройства мира! У меня не хватает запаса слов для того, чтобы выразить свои чувства – страха, сочувствия, предчувствия, что великий человек может покинуть мир. Племянник Расула – Гамзат – рассказал мне после похорон, что за несколько дней до смерти Расул Гамзатович велел своей дочери Зареме: «Собери родственников! Со мной же надо что-то делать… Я не поправляюсь!». В этих словах – весь наш Расул – и большой беззащитный ребенок, и мудрец в одно и тоже время.

Я помню трогательное желание выполнить свою основную конституционную обязанность дагестанца – проявить гостеприимство, как он достал бутылку дагестанского коньяка и настоял на том, чтобы мы все пригубили бокалы. И при этом он буквально фонтанировал шутками, на глазах возникающими экспромтами. Моя супруга, понятное дело, старалась уклониться от употребления крепкого напитка. Этого было достаточно для того, чтобы появилась ироничная шутка. Расул, сказал, что люди не оценивают, как важно правильно пить коньяк, какие при этом надо соблюдать правила, какова должна быть осмысленная последовательность этого непростого действа. Мы все, присутствующие, завороженно слушали, как поэт шутил: «Надо подносить бокал к губам очень медленно. Первым в священном действии должен участвовать ваш нос. Он является первопроходцем ваших ощущений! Потом надо поднять бокал и положить его на край нижней губы. В этот момент верхняя губа начинает понимать, что она как занавес в театре начинает важное действие. А потом язык передает впечатление от коньяка в мозг, который рождает поэзию…».

Как известно, самоирония, способность посмеяться над собой, не возвеличивать, а скромно принизить свои заслуги – это всегда признак и свойство глубоко интеллигентного человека. Кстати, вот что он сказал об интеллигентах: «Сейчас все, кто не стоял у станка и не работал чабаном в колхозе, называют себя интеллигентами!».

В разговоре мы вспоминали Рамазана Абдулатипова. Расул Гамзатович сказал: «Поэт – это неудавшийся философ. Философ – это неудавшийся историк. Историк – это неудавшийся политик. Политик – это неудавшийся член общества дружбы с народом Азии и Африки». Чтобы понять смысл шутки, надо иметь в виду, что членом Президиума Всесоюзного общества дружбы с народами Азии и Африки был как раз Расул Гамзатов.

За два дня до нас у Расула побывал заместитель Председателя Высшего Арбитражного суда России вместе с Рамазаном Мамедовым, который в это время был Представителем Республики Дагестан при Президенте РФ. Коллега Исайчев замечательно поет и пишет стихи. И вот в этот день он читал свои стихи. Уставший от праздничных хлопот, но тем не менее безропотно принимающий всех многочисленных посетителей, Расул Гамзатович пошутил: «Это особо циничная форма угнетения представителей малых народов Дагестана!».

В этот вечер Расул Гамзатович завел разговор о завещании имама Шамиля. Было понятно, что он сравнивает с ним. Он сказал, что Шамиль три раза писал завещание: один раз в Ахульго, один раз в Калуге и последний раз в Аравии. Он не может так, как Шамиль, завещать дагестанцам, чтобы звон их кинжалов ласкал его слух. Поэтому, сказал Расул Гамзатович, я завещаю, чтобы горцы, дагестанцы любили свои бесплодные, никому больше не нужные скалы.

«Моя мать Хандулай похоронена в Буйнакске, отец Гамзат – в Махачкале, один брат – в Балашихе, второй – в Черном море, – сказал Расул Гамзатович. – Меня похороните на горе Тарки-Тау, возле памятника «Белые журавли». Памятник должен быть скромным. Пусть это будет гранитная стела, на которой будет написано «Расул»».

Вернусь к тексту завещания, который опубликовала Салихат. В нем есть такие слова: «Я не беру с собой туда ничего из мира этого. Все, что есть значительного, достойного, красивого, остается здесь, остается для потомков, детей…». Для дагестанцев, для всех помнящих поэта россиян он оставил стихи, в том числе живущие в замечательных советских песнях, осталась проза, и, прежде всего, первой и второй книг «Мой Дагестан».

У меня сохранилась телеграмма, которую я отправил поэту в 2003 году по случаю награждения его самой высокой наградой в нашей стране. Вот ее текст: «Орденом Андрея Первозванного был награжден Наполеон. Его вручил ему в 1807 году в Тильзите Александр I за военные заслуги. Но Наполеон, покоритель Европы, не смог завоевать Россию. Вы же завоевали симпатии россиян одной только песней «Белые журавли», и поэтому по праву награждены этой же наградой. Поздравляю!».

А 10 ноября 2004 года я получил письмо от аварского поэта Абдуллы Даганова: «Дорогой Гадис! Ассаламу аллейкум! В молодости мы с тобой были очень хорошими приятелями. Думаю, что не забыл меня, хотя прошло столько времени: я в Махачкале, ты в Москве. Мне очень понравился твой материал, опубликованный в газете «Молодежь Дагестана» за 22 октября 2004 года под названием «Воздвигнем памятник». Видимо, как бы ты ни говорил, что «не нашлось в Дагестане человека, который ходил бы за Расулом и записывал каждую его шутку, я сделал это по возможности. Правда, что удалось, – это мизерная доля! Но все-таки я издал книгу, которую высылаю тебе. Понравится ли? Если кое-что да, то я буду рад. Постараюсь еще и еще собирать шутки Расула, его автографы, письма, чтобы получилась еще более объемистая книга. Я горд тобою, горд, что сын такого славного отца тоже стал славным сыном Дагестана. Всех земных благ! Здоровья, удачи, радости и счастья в жизни! Абдулла Даганов».

Я, конечно, помнил нашу первую встречу с Абдуллой Дагановым в 1973 году. Я тогда был студентом юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова и жил в общежитии, в Главном здании, на Ленинских горах. Около двух часов ночи с субботы на воскресенье меня разбудил стук в дверь. Я открыл и увидел дагестанца, который мне объяснил, что у кого-то был в гостях; заговорились, а когда собрался уходить, было уже поздно. Тогда он решил пройтись по этажам 33-этажного здания МГУ, будучи убежденным в том, что на одном из этажей в списках проживающих он обнаружит дагестанские фамилии. Так он нашел комнату № 1343, на дверях которой была открытка с дагестанским пейзажем. Так я познакомился с Абдуллой Дагановым, который в то время учился на каких-то высших курсах. Как я могу позабыть такое знакомство? В маленькой комнатушке общежития не было свободной кровати. Я свою предоставил Абдулле, а сам улегся спать на коврике, на полу.