Александр Бушков - Иван Грозный. Кровавый поэт

Свадьбу играли торжественно, со всем размахом. Пожилой государь, без сомнения, к юной жене воспылал не на шутку, поскольку (за отсутствием в те времена пластических хирургов), дабы выглядеть моложе, совершил беспрецедентный по тем временам поступок: сбрил бороду.

Дело даже не в том, что это противоречило исконным русским обычаям. Исторической точности ради разрешите доложить: в те времена со «скоблеными рылами» щеголяли исключительно гомосексуалисты – да простят меня ревнители тезиса о Святой Руси, но этой публики и тогда имелось изрядное количество (нет, понятно, конечно, что эту заразу к нам занесли с богопротивного Запада, кто бы сомневался!).

Елена Глинская

Михайлу Глинского держать в тюрьме и далее было теперь как-то неудобно – царский родственник как-никак. Его выпустили, пожаловали кое-какое движимое и недвижимое имущество, душевно попросили более не изменять и даже пригласили ко двору. Неизвестно, что там думал Глинский, но более он и в самом деле не изменял – видимо, на старости лет решил остепениться. Двенадцатилетний срок на нарах – это, знаете ли, способствует устранению излишней шустрости в таких делах.

А наследника все не было – хотя Василий наверняка прилагал к этому все усилия. Год, два три… Наследник не рождается. Венценосная супружеская пара принялась ездить по монастырям, усердно молиться о даровании дитяти…

Тем временем по Руси поползли слухи, что Соломония, попав под монашеский плат уже беременной, в монастыре родила-таки ребенка мужского пола – и отдала его кому-то верному на воспитание. Легенда эта окажется удивительно долгой и живучей. Уже в двадцатом веке ее вновь пустят в широкий оборот – когда, вскрыв предполагаемую могилу ребеночка, найдут там богато одетую деревянную куклу. Возникнет даже красивая легенда о том, что ребенок не умер во младенчестве, а вырос, возмужал – и будто бы все зверства, все репрессии Ивана Грозного исключительно на том и основаны, что он много лет охотился за опаснейшим для себя конкурентом…

Увы, версия эта аргументирована весьма слабо, поэтому всерьез и подробно я ее рассматривать не буду при всей ее романтической красивости. Лично мне представляется крайне маловероятным, что более двадцати лет царица не беременела, а потом вдруг – нате вам… Или «виновником торжества» был вовсе не законный муж Василий Иоаннович? Тоже плохо верится, чтобы пожилая уже женщина, угодив в монастырь, практически тут же стала крутить романы… Гораздо более вероятно другое объяснение: видя бездетность государя, кто-то из хитроумных бояр готовил «чудесным образом родившегося» наследника, распускал слухи о его рождении, быть может, и приготовил какого -то левого младенчика, чтобы потом объявить его законным, а себя – борцом за права «государева сына». Не столь уж необычный поворот сюжета, сдается мне… Но истину уже не установить.

Итак, молодая царица никак не могла забеременеть: богомолья, щедрые пожертвования монастырям… Государю Василию Иоанновичу остается только посочувствовать: нелегко ему было…

И вот 25 августа 1530 г. – радость превеликая на Руси! Сын у государя родился!!!

Я не помню автора этих строк, но они, наверное, удивительно точно передают воцарившуюся тогда радость. Наверняка именно так и было: и колокола всех церквей остервенело молотили, и палили пушки, и в толпу летело серебро…

Младенца окрестили, не особенно и мудрствуя – Иваном.

Рождение будущего тирана и кровопивца было отмечено всевозможными жуткими предзнаменованиями. В ночь с 24 на 25 августа, когда молодая царица корчилась в родовых схватках, небо над Москвой заволокли черные тучи.

Молнии небывалой яркости засверкали над столицей, гром небывалой силы катился по небу, там и сям вспыхнули пожары, в Спасском соборе сами собой набатным гулом гремели колокола – а колокол одной из московских церквей сорвался с колокольни, тяжко грянувшись оземь. Ветер ломал деревья и сносил хлипкие крыши, все до единого москвичи до утра тряслись от ужаса, и только сидевшие по закоулкам умные люди понимали, что к чему: кровопивец величайший рождается на свет!

Успокойтесь. На самом деле все это чушь. Все эти страшные сказочки о жутких знамениях появились гораздо позже – спустя даже не годы, а долгие десятилетия. Именно так в девяноста девяти случаях из ста со всевозможными пророчествами (как «черными», так и вполне благостными) дело и обстоит – когда начинаешь искать концы, выясняется, что эти якобы безошибочные, поразительные предсказания появились на свет черт-те сколько лет спустя после событий, которые якобы предвещали. Можно привести массу примеров, да что там, толстенную книгу написать в доказательство – но мне сейчас не до того…

Когда Ивану было три года, государь Василий отправился как-то на охоту, но вскоре пришлось вернуться – на бедре у него вскочила болячка, невеликая, с булавочную головку, но она росла, пухла, болела. Кто-то – вроде бы Михаил Глинский с двумя приглашенными им заграничными врачами – посоветовал лечить чирей вернейшим средством: прикладывать пшеничную муку с печеным луком и медом. Стали прикладывать. Нарыв еще более увеличился, потом прорвался, гной вытекал тазами. Когда царя повезли обратно в Москву, стоять он уже не мог. Дело обстояло настолько плохо, что Василий принялся писать завещание и готовиться к пострижению в монахи.

Постричься он успел. И успел составить завещание, по которому до совершеннолетия малолетнего Ивана «правительницей», лишенной, однако, всех и всяческих полномочий, должна была стать царица Елена – а вот реальная власть переходила к «опекунскому совету», в который вошли трое: тот самый боярин Шигона, что «увещевал» Соломонию, Михайла Глинский и некий Михаил Юрьев (человек, несомненно, родовитый, которому умирающий вполне доверял).

Царь умер… собственно говоря, уже не царь Василий Иоаннович, а смиренный инок Варлаам.

Очень быстро молодая вдова, царица Елена, завещание супруга, в той его части, что касалась опекунского совета, решительно похерила…

Как бы ни упрекали меня в излишне эмоциональном подходе к описываемым историческим событиям, в неуместных симпатиях и антипатиях, я, как тот оловянный солдатик, продолжаю стоять на своем. Во-первых, я, слава богу, не профессиональный историк. Мне можно. Во-вторых, только дебил не имеет симпатий и антипатий…