Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

«Название не слишком обнадеживало, но гравюры — несколько больше.

Двадцать строчек, которые я тут же проглотил, оказались еще поучительней, чем гравюры».

Он завладевает первыми четырьмя томами, прячет их под курточкой, и вот пища для одинокого чтения в парке при замке. До сей поры кое-какие непристойные книги питали, разумеется, не переходя границ, ведущих к изнурению, то, против чего предостерегал некогда Тиссо. С помощью же либертинца Фоблаза он постигает целую «восхитительную теорию обольщения». Дабы опробовать ее на практике, под рукой не оказывается другого туалета, кроме того, что был сшит к первому причастию. Но если в 1815 году он утопал в нанкиновых штанах, белом пикейном жилете и васильковом сюртуке, то весной 1818-го все это ему явно мало и, более того, абсолютно вышло из моды: «Я был одет, как старик».

Горестным подтверждением тому был момент знакомства с племянницей аббата Грегуара мадемуазель Лоранс, высокой худенькой блондинкой. Она прибыла из Парижа вместе с подругой по имени Виттория, брюнеткой с пышной грудью. Девицы обменялись насмешливым взглядом, Александр совершенно сник. Помертвевший, онемевший, это он-то, уже проявивший себя как блестящий рассказчик, он неловко предлагает правую руку Лоранс. Горбатая сестра аббата Грегуара предлагает свою Виттории, и — в дорогу, на традиционную прогулку в парке при замке, превращенном после Революции в дом призрения нищих. Само собой разумеется, хорошенькие парижаночки, да еще в такой компании тут же стали мишенью для шуточек толпы, отправлявшейся на бал. Александр получал оплеуху за оплеухой:

«Молодой парижанин, состоявший на службе в замке года два-три и обладавший всеми качествами, коих я был лишен, то есть блондин, с розовой кожей, пухленький, одетый по последней моде, повстречался нам и, разглядывая нас в лорнет, висевший на тонкой стальной цепочке, воскликнул:

— А, вот и Дюма, снова идет на свое первое причастие, только свеча другая».

У Александра одно желание — бежать как можно глубже в лес, но Лоранс удерживает его и спрашивает, что это был за молодой человек.

«Некий г-н Мио, служащий в доме призрения нищих». Александр считает, что отомстил обидчику этой фразой. Но Лоранс пропустила ее мимо ушей, она запомнила только одежду, но не должность. Забавно, но по костюму она приняла бы его за парижанина. Возможно, что и парижанин, однако перепрыгнуть, как Александр, канаву в четыре с половиной метра шириной он неспособен, и тут же, на месте, Александр доказывает это. «Когда я приземлялся на согнутых коленях, послышался зловещий треск; в нижней части своего существа я почувствовал сквозняк: кюлоты треснули по шву».

Он мчит что было силы домой, прибегает на последнем дыхании и предъявляет Мари-Луизе свой зад. Она сразу же смекнула, что дело тут вовсе не в отсутствии уважения, иголку, нитку в руки, и никаких следов катастрофы. Он мчит что было силы и на последнем дыхании прибегает на бал, как раз в тот момент, когда Лоранс танцует с Мио. Муки, которые претерпел Александр, станут со временем муками Анжа Питу в романе того же названия. Конец кадрили, Мио провожает Лоранс на ее место и, столкнувшись с Александром, снова отпускает остроту:

— Вот что значит носить кюлоты.

Лоранс говорит, что счастлива его снова видеть, что она волновалась, не случилось ли с ним чего, а он, наверное, бегал домой за перчатками, ведь без перчаток не танцуют. Он глядит на свои голые руки, засовывает их в карманы, замечает Фуркада, директора школы взаимного обучения. Это молодой человек, старше Александра, недавно прибывший в Виллер-Котре и успевший, конечно же, стать ему другом. Фуркад тоже одет в нанковые кюлоты и васильковый фрак, но у него есть еще и перчатки, которые он как раз натягивает. Александр просит ему их одолжить, и Фуркад спокойно достает из кармана вторую пару, взятую про запас, на случай, если первая порвется. Александр потрясен таким размахом. Они договариваются танцевать следующую кадриль визави. Фуркад приглашает Витторию, Александр — Лоранс. Обе парижаночки уже приготовились позабавиться тем, как танцуют их смешные кавалеры в кюлотах. Фуркад устремляется в атаку первым, антраша, фуэте, восхищенный шепот в зале. Способность к подражанию у Александра фантастическая, в одно мгновение он сумел воспринять в фигурах, показанных Фуркадом, «в сложном сплетении лодыжек, в сгибании и разгибании ног то, что при некотором упрощении и сам смог бы исполнить, и когда настала моя очередь начинать, в тени огромного успеха моего партнера, благожелательный шумок засвидетельствовал мне, что я только что сделал лучше, чем от меня ожидали».

Рождается доверие, он приглашает Витторию на вальс и превосходно в нем отличается. Она делает ему комплимент. К нему возвращается дар речи, остроумие. Чтобы нравиться, надо заставить смеяться, и он начинает сочинять байки, сохраняя невозмутимую наивность. Вальсировать он научился в год своего первого причастия, но только аббат Грегуар запрещал ему танцевать с женщинами, и он танцевал со стулом, то есть учился безгрешно. Тяжкий вздох, все же со стулом танцевать куда менее приятно, чем с Витторией. Но он очарователен, этот мальчик, право же, он ей нравится, такой забавник! Жестокая Лоранс его не замечала. И здесь возникает желание сделать Александру отеческое внушение: мальчик мой, послушай, ты ведь не племяннице аббата нравишься, а Виттории, так продолжай развивать свой успех на этом поприще. Напрасный труд! Он и слушать бы не стал, и видеть никого, кроме Лоранс, не видел. Внезапно Виттория изменила поведение, подражая жестокой подруге, и Александр почувствовал себя «пустячной игрушкой, чем-то вроде волана, который совершенно безответственно можно перебрасывать с ракетки на ракетку и у которого от особенно сильных ударов повыпадали перышки». Однако от своей миссии провожатого Александр не отказался. «Остаток ночи представлял собой самое бурное времяпрепровождение, какое я когда-либо имел в своей жизни».

Поскольку, как оказалось, судят по одежке, он принял решение перейти в ранг хорошо обутых щеголей, как Мио. Ему нужна пара сапог и, кроме того, обтягивающие панталоны. Мари-Луиза вначале наотрез отказала: слишком дорого, но он ластился к ней, и, повздыхав, она решила заплатить сапожнику в рассрочку. Он продолжал свои неловкие ухаживания, вновь обдумывая вечером стратегию и тактику не без влияния своего нового самоучителя. Увы, с первыми лучами солнца ночной Фоблаз терял свою силу. Во время лесных прогулок он ограничивался вздыханиями и пожатием рук. В тот день, когда дерзость толкнула его поцеловать руку Лоранс, он чуть не упал в обморок. Вне всякого сомнения, кокетка шутки ради пожаловала его некими дополнительными маленькими милостями, сам бы он не сумел их добиться.