Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

Полночь. Идет дождь. Бульвар безлюден. От Порт Сен-Дени раздаются крики. Как будто бы драка, женщина падает, некто пытается сорвать с нее ожерелье. Мужчина тростью отбивается от второго вора. Сын Генерала бросается на помощь женщине. Он вкладывает в это столько пыла, что скоро уже полузадушенный агрессор взывает о помощи. Напарник его сбежал. Прибывшая стража всех забирает в участок. Женщина благодарит своего спасителя. Это Аглая. Она приехала в Париж с мужем Николаем Аннике, и они решили воспользоваться этим обстоятельством и посмотреть «Свадьбу и Погребение». Разумеется, в Виллер-Котре никто не остался в неведении относительно настоящего автора этой пьесы, Александр с помощью друзей преуспел в распространении этой информации.

Под неоспоримым предлогом, что «ночью все кошки серы» и «завтра будет видно», семейство Аннике и Александр вместе с вором задержаны до утра в участке. Прислонившись спиной к стене, Александр наблюдает, как дремлет на плече у мужа Аглая, и вспоминает свадьбу своей первой любви и погребение своих собственных иллюзий, есть над чем посмеяться. «Вскоре глаза мои оторвались от Аглаи и ее мужа. Затем мысль моя возвратилась к своим истокам и продолжила мою грезу там, где я ее оставил. Глазами воспоминаний я увидел барельеф мадемуазель де Фово врезанным в стену, и в этом караульном помещении на бульваре Бон-Нувель, рядом с этой женщиной и ее мужем, лицом к лицу с воришкой, которого будущие присяжные должны были осудить на три года тюрьмы, в моем воображении возникли первые сцены «Христины».

Наутро невиновные были отпущены. Александр мчится по улице Фобур Сен-Дени, торопясь успокоить Мари-Луизу. Она всю ночь глаз не сомкнула, опасаясь самого худшего, и опять эта ужасная Мигрень и судороги в ногах. Мелания в шоке, надо было быть скромнее с «Заговором Фиеско в Генуе», а то теперь некий Гюстав Друино, стремясь его опередить, только что добился читки в Комеди-Франсез своей пьесы на тот же сюжет после трех лет ожидания и настойчивых требований своего права на приоритет [51] Источник (также, как и письма Александра Тэйлору): Fernande Bassan, Presentation du’ Theatre complet, opus cite, tome I, p. 274. . Реакция Александра молниеносна, посмотрим, какие отношения можно пустить в ход, чтобы воздействовать на барона Тэйлора, королевского представителя в Театр-Франсе? Конечно, Арно и милейшего Вату, у которого так хорошо налажен обмен услугами, не забыть бы и Альтюлена, адъютанта герцога Орлеанского, который испытывает к нему отеческую нежность. Обо всех вспомнил:

«Господин барон,

Луи Арно пишет мне, что вы были необычайно добры, пообещав читку моей драмы «Фиеско». Позвольте мне просить вашего соизволения прочесть вам пьесу в ближайший из удобных для вас дней. Труд мой вполне закончен, чтобы нам можно было бы судить о нем вместе; и если он достоин быть принятым, исправления последуют немедленно; желание мое читать первым чрезвычайно велико, заверяю вас в этом, и к просьбе моей присоединяются господа Вату и Альтюлен».

Тэйлор пытается стряхнуть пыль с Комеди-Франсез. Заступничество поручителей, тронутое классицизмом, не кажется ему достаточным для того, чтобы второй раз мусолить публично историческую драму в стихах, тем более, что 1 октября Друино уже принес поправки, и Александр так и не получил ответа на свое письмо. Он забрасывает «Фиеско» ради «Христины». Еще не все связи с прошлым оборваны, он хочет, чтобы его пьеса была «романтической по форме, но классической по существу. Она была сведена к пяти актам; все происходило в Фонтенбло с соблюдением единства места, времени и действия, как учил Аристотель». И, разумеется, он хочет, чтобы она была в стихах, вот где кроется опасность!

На ноябрьских выборах оппозиция одержала победу: двести пятьдесят депутатов против двухсот проправительственных. Мелания вводит Александра в Салон принцессы Сальмской, где темнокожий бастард, скромный и как будто бы ушедший за тридевять земель от своего былого «странного фатовства», вкушает наслаждение. Мало-помалу Виктор Гюго выходит из-под контроля власти. Он публикует «Кромвеля», добавив к нему Предисловие, вышедшее 5 декабря. «О самом тексте говорили мало, много о предисловии, в котором содержалась совершенно новая поэтика». В 1827 году у Александра опубликовано лишь три стихотворения, два из которых — его собственными стараниями. 3 января 1828 года Виллель подает в отставку. Мартиньяк формирует новое правительство. Дипломатичный автор «Гения христианства» становится послом в Риме. Александр переведен в архив герцога Орлеанского.

В своих «Мемуарах» он заявляет, что перевод из отдела пособий был выражением новой немилости, наказанием за то, что он продолжал писать. На самом деле совершенно очевидно обратное. Конечно, он потерял свободу рыскать в свое удовольствие по Парижу и забегать украдкой к Мелании в квартирку, которую он снял, но зато Удар удовлетворил, наконец, постоянное требование многообещающего орлеанистского поэта освободить его от обязанностей по «портфелю», которые он исполнял каждую вторую неделю. Теперь все его вечера свободны для театральной и светской жизни. Часы работы не обременительны. Служащий конторы строго предупредил его, что, если Александр вздумает явиться на службу до одиннадцати часов, то найдет дверь еще запертой, а если останется после шести, то будет заперт уже внутри. И главным образом он выиграл в начальстве в лице изумительного «папочки Бише», восьмидесяти лет, одетого по-прежнему, то есть как в 1788 году, в атласные кюлоты, ажурные чулки, черный фрак из тонкого сукна и шелковый жилет в цветочек. Костюм его также дополняли рукавчики и жабо. Лицо его в обрамлении снежно белых волос, заплетенных сзади в косицу, было открытым, доброжелательным, ярким. В прежние времена он хорошо знал Пирона, но никогда об этом не вспоминал. Поскольку у Александра хватило ума не напоминать ему о шуточках Вольтера в адрес почитаемого им человека, папочка Бише предложил Александру писать в архиве, как только он закончит свою служебную работу. Последняя не занимала у него больше часа в день.

Работа над «Христиной» быстро продвигается. Однажды после обеда папочка Бише призвал Александра к себе, чтобы он почитал стихи собственного изготовления двум его друзьям — Пийеру и академику Парсевалю де Грандмэзону, литературным древностям на грани слабоумия. Далее следует смешнейшая сцена, написанная в форме новеллы, от которой я смеюсь до слез, всякий раз, когда перечитываю [52] Mes Memoires, tome I, pp. 875–878. . Конечно, Александр понимал, что читать надо не из «Христины», скорее, впрочем, реформистской, чем революционной, он остановился на оде, которая, увы, ему самому нравилась: «Голосом достаточно уверенным я произнес следующие стихи, в которых, как мне кажется, можно заметить некоторый прогресс: