Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

В то время как Лафайет таким образом развлекает публику, у Лаффита создается муниципальная комиссия якобы для осуществления продовольственного снабжения Парижа, но в действительности это не что иное, как временное правительство из пяти человек [83] Idem, p. 3317. . Они принимают посланца короля, объявившего об отмене указов и об отставке Полиньяка. Слишком поздно, Лаффит непреклонен, старшая королевская ветвь себя скомпрометировала, настал час правления младшей. Возвращение в Ратушу, где Александр проводит ночь, сидя в кресле. В пятницу 30-го утром Ипполит Боннелье, секретарь Лафайета, тайком показывает ему написанную рукой Удара записочку: если Орлеанскому предложат корону, он от нее не откажется. На улицах все засыпано тысячами плакатов [84] Idem, p. 3317 и 3318. : «Карл X не может вернуться в Париж, он пролил кровь народа. Республика поставит нас в ужасное положение: она поссорит нас с Европой. Герцог Орлеанский — принц, преданный делу Революции. Герцог Орлеанский никогда против нас не сражался. Герцог Орлеанский был при Жемапе [но не при Вальми!]. Герцог Орлеанский — единственный, кто имеет право на трехцветный флаг. Герцог Орлеанский проявил свою позицию; он принимает Хартию в том виде, в каком это устраивает нас. Свою корону он получит из рук французского народа!»

Вовсе не требуется быть главным клерком, чтобы угадать, что за этим последует, и республиканец в сыне Генерала разочарован. Известие о том, что его молодой друг, сын герцога Орлеанского, арестован в Монруже, его не слишком беспокоит. Дорогой герцог Шартрский ничем не рискует, так как Лафайет уже послал приказ о его освобождении, и посланец его — не кто иной, как позитивист Огюст Конт, в то время блестящий студент Политехнической школы. Александр вновь принимается за свои расчеты. Если Орлеанский воцарится на троне, будет ли упразднена цензура и можно ли будет сыграть «Антони»? Да, кстати, о бастардах, их у него вскоре прибавится на парочку: от Мелании и от Белль, то есть всего трое вместе с сыном Лауры, бедные малыши, и нет никакого толку их узаконивать, тем более, что непонятно, с какой из трех мамаш. В любом случае быть побочным сыном — не сахар, ждут ли их обиды, которые довелось испытать ему самому, хотя он был незаконнорожденным лишь по цвету кожи, а не по крови. Никудышный негр, отовсюду гонимый, былые унижения будоражат его, полностью поглощают его воображение, и он видит себя врывающимся в Виллер-Котре, производящим там переворот с криками «Да здравствует Республика!», которые, конечно же, подхватит Меннесон, что не спасет беднягу нотариуса от кровавой смерти, и этот прискорбный факт будет оплакан всеми, что такое рассказывает там Лафайет Этьену Араго? «Что если Карл X вернется, у нас не найдется в запасе и четырех тысяч ружейных выстрелов».

Вот и повод заварить кашу в Виллер-Котре, в тот же миг у Александра готов сценарий. Он предлагает Лафайету в одиночку взять пороховой погреб в Суассоне. Лафайет, сочтя это безумством, отказывает. Александр притворяется, что подчинился, ладно, он, мол, устал, пойдет домой отдыхать, только зайдет к генералу Жерару. Чтобы отделаться от него, Лафайет подписывает ему пропуск, который Александр подделывает, превращая в рекомендательное письмо. Но, несмотря на письмо, Жерар колеблется, опасаясь себя скомпрометировать. Александр настаивает, и кончается тем, что Жерар визирует приказ, написанный рукой Александра и предписывающий военным властям Суассона предоставить весь запас пороха предъявителю сего. И снова Александр фальсифицирует бумагу, назначая Жерара военным министром, что должно придать приказу дополнительный вес. Он возвращается к Лафайету, предъявляет доказательства энтузиазма Жерара по поводу своей экспедиции и пытается выманить у него прокламацию, с помощью которой он поднимет город. Старая лиса, Лафайет довольствуется лишь неопределенным призывом к патриотизму граждан Суассона. Зато он не скупится на театральные объятия, и пусть Александр даст себя убить там, где считает нужным!

Сходство с отцом все же не полное. В подобных обстоятельствах Генерал сначала обратился бы с краткой речью к повстанцам, замершим в строю. Затем, не заботясь о том, идет за ним кто-нибудь или нет, он тотчас бы поскакал во весь опор, сабли наголо, в тот самый город, укрепленный сильным гарнизоном. Что касается Александра, то его воображение простирается не дальше пробега до Виллер-Котре. А там, после небольшой, но героической кампании, он воспользуется старыми советами браконьера Аннике. Всегда лучше иметь в запасе две хитрости, чем одну, вместе с друзьями детства он войдет в Суассон. Прокламация Лафайета даст ему поддержку либеральной оппозиции и ее вожака доктора Мисса. А приказ «военного министра» Жерара вынудит виконта де Линье, коменданта крепости, политического ультра, но дисциплинированного воина, передать ему порох. Остаются кое-какие неизбежные моменты импровизации, в осуществлении которых Александр так же уверен в себе.

Перед Ратушей у него возникает желание заручиться свидетелем своих грядущих свершений. Он замечает Бара, молодого художника восемнадцати лет, разумеется, прекрасного, как «святой Георгий Донателло». Ничем не занятый Бар в восторге от идеи развлечься, рискуя в то же время быть расстрелянным. Александр отправляет его к себе домой за лошадью и знаменитыми пистолетами Меннесона и назначает ему свидание на почтовой станции в Бурже. Уже три часа дня, а Александр ставит перед собой задачу прибыть в Суассон, до которого добрая сотня километров, до того, как закроют городские ворота, то есть до двадцати трех часов, задача, практически не выполнимая. С ружьем в руках он начинает свой путь по улицам, ощетинившимся баррикадами. У Ля Вилет его соглашается подвезти фиакр. Возница жестоко погоняет лошадь, правда что нерадивую, по кличке Полиньяк.

В Бурже Александр нанимает кабриолет, запряженный двумя лошадьми. Ожидая прибытия Бара, он заказывает огромное трехцветное знамя, прибивает его к древку от метлы и вывешивает на кабриолет. Появляется Бар, он нашел двуствольные пистолеты, но для них нет пуль. Лошадь Александра оставляют у станционного смотрителя. Бар садится в кабриолет. Ямщик пускает свою упряжку галопом. Краткая остановка в Мениле: чтобы ускорить движение, берут третью лошадь. На всем пути следования население проявляет интерес к трехцветному знамени. В Дамартене толпа кричит: «Да здравствует Республика!» В девятнадцать часов сорок минут остановка в Нантёйле, ясно, что до закрытия ворот в Суассон не добраться. Неважно, но Александр любой ценой хочет сохранить взятый бешеный темп, который поражает воображение окружающих. Однако папаша Левассер, новый возница, не хочет поддержать игру, он бережет лошадей, и те идут мелкой рысью. Александр подгоняет их палкой. Они понесли. Тогда папаша Левассер останавливает экипаж, объясняя это необходимостью перепрячь лошадей. Александр забивает холостой заряд в ствол пистолета, грозит старику. Тот пожимает плечами. Александр нажимает на курок, пыж летит прямо в лицо Левассеру, тот падает в полуобморочном состоянии. Тогда Александр стягивает с него сапоги, надевает на себя, вспрыгивает на коренника и гонит, гонит, а на почтовой станции в Левиньяне говорит ямщику, что убил Левассера за преступное промедление. Лошади чуть не падают замертво, и вот уже виден Виллер-Котре. Прекрасный летний вечер, городок мерно и мирно дышит. И вдруг бешеный скок повозки, мостовая звенит, хлыст свищет, и страшные, невообразимые крики раздаются: Александр, Бар и возница орут дикими голосами. «Дома исторгли всех живых так дружно, как исторгли бы могилы мертвых при звуках трубы последнего суда». Все сбегаются на почтовую станцию, толпятся, чтобы ничего не пропустить в этом пугающем зрелище. Взгромоздившись на кабриолет, бок о бок с юношей, прекрасным, как святой, и вооруженным карабином, растерзанный прощелыга, огромный негр, еще больше почерневший от солнца и грязи, с его немыслимой курчавой шевелюрой, побелевшей от пыли, и пистолетами, нацеленными в небо, громовым голосом провозглашает Республику.