Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Война значительно изменила отношение торгового мира к президенту, которое было нарушено «Новым курсом». С лета 1940 года, падения Франции, менеджеры крупных концернов вошли в производственные управленческие ведомства, экономика могла извлекать прибыли из вооружения, законы чрезмерной концентрации были временно отменены, государство устранило почти все возможности большого риска при ведении частного хозяйства, из сотрудничества концернов и менеджеров с армией, военно-морским флотом, авиацией — самыми большими заказчиками нации — развилась новая элита власти, так называемый военно-промышленный комплекс.

Немного труднее Рузвельту пришлось с профсоюзами. Хотя они вместе с предпринимателями, находясь под шоком Перл-Харбора, торжественно обещали в Белом доме отказаться от забастовок и выступления против войны, эта клятва не смогла помешать острой забастовочной конфронтации в 1943 году между правительством и горнорабочими, а также железнодорожниками, которая закончилась только благодаря тому, что горнякам была повышена зарплата за счет инфляционной компенсации. Если посмотреть в целом, то Рузвельт проводил и во время второй мировой войны успешную профсоюзную политику. Забастовки уменьшились на одну треть по сравнению с мирным периодом. Рузвельт смог добиться того, чтобы чрезмерно высокие требования по повышению зарплаты не причиняли ущерба его антиинфляционной программе (при повышении цен на 31,7 % зарплата увеличилась на 40,5 %). Так же важно было сотрудничество профсоюзов при мобилизации и распределении рабочей силы. Президент и конгресс, не прибегая к чрезвычайно непопулярным средствам принудительной трудовой повинности, смогли добиться, что в 1944 году на 18,7 миллиона человек больше было занято в производстве, чем в 1939 году. В армию ушли 11 миллионов человек, промышленность поглотила 7,7 миллиона. Из 18,7 миллиона примерно 10 миллионов было приростом к новым силам, 8,7 миллиона были из резерва безработных. Это была война (а не «Новый курс»), которая положила конец двум экономическим бедам тридцатых годов — безработице и неиспользованным производственным мощностям. Стратегия Рузвельта путем активизации общественных групп добиться по возможности более широкого согласия и оказывать, где возможно, содействие добровольным инициативам, была успешно использована и в других областях, например, при сборе старой резины или при продаже облигаций для военного финансирования. В этих кампаниях, инсценированных с большим рвением и с помощью рекламных профессионалов в Медисон-авеню Нью-Йорка, Рузвельт как первый пропагандист нации знал толк. Он подписал лично 1 мая 1941 года первый внутренний заем, так как ранее отклонил закон принудительного займа.

Кроме того, Рузвельт оставался главным арбитром и последней решающей инстанцией в борьбе между штатскими и военными за решающее влияние на военную экономику. Эти дискуссии были такими сильными, что уже во время войны говорили о «вашингтонской битве». Рузвельт сохранял свободу своих решений и последнюю ответственность в том, что оставлял эту борьбу открытой, никогда не выносил решения в пользу одной стороны, а спорящие стороны побуждал к все новым компромиссам — еще один пример его старой техники «разделяй и властвуй».

Важнейшей предпосылкой для успешной истории американской военной экономики во второй мировой войне Рузвельт, правда, считал как данный факт стратегически безопасное географическое положение Соединенных Штатов в Западном полушарии. В связи с этим преобладающая часть американского народа переживала войну иначе, чем, скажем, китайцы, немцы, англичане, французы, японцы, поляки и русские. Реальность порабощения, опустошения и оккупации, воздушных налетов, террора и разрушений, истребления и убийства людей, краха правительств и ликвидации государств американцы ощущали не на себе и не в своей собственной стране. По сравнению с другими народами американская нация в это время не испытывала экономической нужды и лишений. Несмотря на рационализацию военная экономика США была ознаменована полной занятостью, относительной стабильностью цен, растущей покупательной способностью и превосходящими производственными рекордами. Экономическая система и форма правления, политический процесс и «американский путь жизни» остались в целом прежними, если не сказать, что вторая мировая война была для американского общества «отцом» многих дел, со значительным краткосрочным или долгосрочным влиянием на экономическую, социальную и политическую жизнь страны.

Наряду с переходом на военную экономику второй важнейшей задачей после Перл-Харбора было укрепление англосаксо-советской коалиции, союза Рузвельта — Черчилля — Сталина, контуры которых стали вырисовываться уже сразу после нападения Гитлера на Советский Союз. С тех пор как Уинстон Черчилль летом 1940 года сменил на посту британского премьер-министра Чемберлена, он стал, открыто и тайно, агитировать за поддержку американцев и, наконец, за вступление США в войну. Материальные поставки и поставки оружия в Великобританию, британо-американские переговоры при штабах и встречи в Атлантике Рузвельта и Черчилля в августе 1941 года относятся к важнейшим этапам на пути к совместному союзу. Результатом этой встречи была Атлантическая хартия, созданная по американской инициативе, которая имела большое значение особенно для Рузвельта. Сообщение в прессе обоих государственных деятелей об общих основах будущего мира «после окончательного разгрома национал-социалистической тирании» должно было укрепить веру в силу сопротивления демократов, доказать американской общественности, что британцы борются за американские идеи, а англичане в период самых больших лишений опираются на американские принципы мира. Образцом для формулировки послужило послание Рузвельта конгрессу в январе 1940 года, в котором он говорил о «четырех свободах», которые имеют значение всюду в мире: свобода голоса и выражения своих мнений, свобода от экономической нужды, религиозная свобода, свобода от страха и военных разрушений. Если быть точными, то принципы Атлантической хартии представляют собой то, что интернационалисты в случае победы держав оси и Японии боялись потерять: неделимую безопасность, неделимую свободу и неделимый мировой рынок. Атлантическая хартия — это отлитая форма основных принципов глобального определения национального интереса США. Право же на самоопределение всех народов и основной принцип, что изменение границ может последовать только в соответствии с волей тех, кого это касается, должны были гарантировать неделимую свободу. Свободный доступ всех наций к мировой торговле и сырью, свобода морей и сотрудничества наций с целью гарантии улучшенных условий труда, экономического подъема и социальной защиты должны были осуществить неделимый рынок. Отказ от силовых приемов, надежные границы, разоружение агрессивных наций, а также «обширная и долгосрочная система общей безопасности» должны сделать безопасность неделимой. Это руководство для будущего представляло собой старые американские идеалы, которые, в сущности, не отличались от идей Вильсона: мир, самоопределение народов, свободная торговля, разоружение. Это классические просветительные идеалы буржуазно-либеральной и торгующей республики, которая должна была служить примером для всего мира. Их обнародование в Атлантической хартии должно было наряду с внешне- и внутриполитической функцией, конечно же, сохранить лояльность американского народа и его готовность к войне, что было важно для Рузвельта. Он хотел также показать, что война, которую вели США вместе с другими союзниками, была войной за лучший мир, а не за территориальные приобретения, репарации и «сферы интересов».