Миясат Шурпаева - Предания старины глубокой

Там он пользовался уважением и доверием людей. Впоследствии к его собственному имени стали добавлять почетное имя Эфенди, стали называть Магомед-Эфенди Гуйминский. И нигде, кроме как в родном селе, его не называли Гази-Магомедом. Даже некоторые ученые и в наше время склонны думать, что его так и звали Магомед, а не Гази-Магомед.

В народе рассказывают, что через некоторое время Магомед-Эфенди Гуйминский послал к шейху Магомеду-Яраги шейха Джамалутдина Кази-Кумухского и своего дядю (отца его тогда не было в живых) просить руки Зайнаб, хотя не был уверен в успехе. Шейх Магомед-Яраги ответил – Если Аллаху угодно, чтобы моя дочь стала женой Магомеда-Эфенди, я маленький человек, я раб всемогущего Аллаха и потому не смею возражать, кроме как пожелать счастья.

Гази-Магомед, не ожидавший такого для себя приятного исхода, был безмерно счастлив и, женившись на Зайнаб, еще некоторое время жил в Магарамкенте.

Затем по просьбе своей матери вернулся в родное село. Зайнаб безвозмездно стала обучать сельских ребят Корану, и гуйминцы прониклись к ней уважением и признательностью, стали прислушиваться к ее слову. А Магомед-Эфенди поехал в Шаки-Ширван и через несколько месяцев вернулся, получив звание шейха.

Популярность шейха Магомеда-Эфенди росла, к нему шли люди не только из Кази-Кумухского округа, но и со всего Дагестана, который был тогда охвачен огнем газавата. Шейхи и правители были разделены на два противоположных лагеря: одни были на стороне газавата, на стороне имама Шамиля, другие же – против газавата. К последним относился правитель Кази-Кумухского округа Аслан-хан, который тогда принял русское подданство. Он предвидел, что воевать с таким сильным и мощным врагом, как русский царь, для Дагестана бессмысленно, что война будет проиграна, и потому решил уберечь свой народ и свое ханство от кровопролития.

Историки отмечают, что в течение двадцати лет правления Аслан-хана Кази-Кумухское ханство не было вовлечено в какое-нибудь крупное сражение. Надо отметить, что Кази-Кумухские ханы, в том числе и Аслан-хан, хоть и показывали внешне русскому царю свою преданность, тайно сочувствовали и помогали мюридам. Об этом пишут и историки. Рассказывают, как однажды прибыли русские войска в Кази-Кумухское ханство и Аслан-хан запретил народу давать или продавать им продукты. Так войскам нечем было питаться, а на их жалобы хан отвечал, что народ сам живет впроголодь, им нечего продавать.

После смерти Аслан-хана ханом Кази-Кумухским стал его сын Магомед-Мирза. Народ был уверен, что сын будет продолжать политику отца. Но прошел слух, что Магомед-Мирза-хан обещал князю Аргутинскому помочь добраться до Гуниба через Кази-Кумухский округ, так как все другие дороги на Гуниб для русских были закрыты. В свое время Аслан-хан убедил русских, что добраться до Гуниба через Кази-Кумухский округ невозможно. Теперь же, когда сын его собирался изменить политике отца, народ возмутился.

Главным возмутителем народа был шейх Магомед-Эфенди Гуйминский, который не скрывал своей симпатии к имаму Шамилю. Такие же взгляды он проповедовал и своим прихожанам.

Магомед-Мирза-хан вызвал к себе шейха, сделал вид, что расположен к нему хорошо, стал угощать. Магомед-Эфенди принял угощение хана, но красное вино, которое предложил ему хан, не выпил. Это хану не понравилось. Шейх сказал, что для мусульман большой грех пить красное вино. Если положить десять чуреков друг на друга и на самый верхний капнуть вином, и тогда нельзя даже есть самый нижний чурек. Об этом и сам хан прекрасно знал. Когда же шейх выразил свое недовольство тем, что хан собирается через Кази-Кумухское ханство открывать дорогу русским на Гуниб, Магомед-Мирза-хан ответил:

– Я не могу не пропустить русские войска через свое ханство, ибо я нахожусь на службе у русского царя.

– Если ты пропустишь русские войска через свое ханство, ты безбожник! – воскликнул Магомед-Эфенди.

– Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать! – возмутился хан и велел своим нукерам избить шейха и влить ему в глотку вина.

Нукеры жестоко поиздевались над шейхом, затем по приказу хана бросили его в тюрьму.

Ночью в тюрьме шейх Магомед-Эфенди услышал чей-то голос:

– По воле Аллаха все тюремные замки открылись сами по себе, выходи, беги!

– Нет, не убегу, – ответил шейх, – что Аллахом ниспослано для меня то и будет, я его раб.

Утром явились в тюрьму нукеры хана и объявили приказ: выколоть шейху глаза и принести к нему на тарелочке. Нукеры сжалились над ним, выкололи один глаз, а другой подрезали, сверху, чтобы не повредить зрачок. Хану же понесли один глаз и сказали, что второй вытек, когда вытаскивали. Услышав о несчастье, случившемся с шейхом Магомедом-Эфенди Гуйминский, весь Вицхинский магал, куда входит и селение Гуйми, встревожился. Все, кто мог идти, пришли в Кумух и стали на площади перед ханским дворцом. Хан испугался и велел привести шейха из тюрьмы. Когда он взглянул на пленника, у него возникло подозрение, что второй глаз шейха цел. Хан написал на листке бумаги что-то крупными буквами и поднес шейху:

– На, прочитай, что я написал, покажи свои способности!

В это время ханский нукер, стоящий сзади хана, стал делать знаки руками шейху, чтобы тот не читал. Магомед-Эфенди посмотрел на лист, но не прочитал. Затем хан спросил:

– Доволен ли ты теперь, есть еще у тебя ко мне какая-нибудь просьба?

– Ты меня ослепил, думаешь, я теперь буду просить тебя сохранить мне жизнь? Нет у меня другого желания, кроме как помочь мусульманам. Мне жаль, если многочисленные русские войска истребят горстку мусульман, и ты будешь способствовать этому. Я бы хотел тебе рассказать одну притчу: как-то в лесу кошка встретила мертвую львицу и рядом с ней живого львенка, видимо только что родившегося. Кошка сжалилась над львенком, вскормила его своим молоком, вырастила, научила добывать себе пищу. Однажды зимой львенок вернулся с охоты голодный и вздумал съесть кошку. Кошка же, догадавшись о его намерениях, прыгнула на самое высокое дерево и уселась там. А львенок не смог залезть на дерево и остался внизу.

– Моя дорогая кошка, – обратился львенок к кошке, – ты меня вскормила, ты меня вырастила, научила всему, что ты сама умеешь, так почему же ты не научила меня залезать на дерево, как ты сама?

– А это я приберегла для себя, так как подозревала, что, может быть для меня наступит когда-нибудь такой час, как этот, – ответила кошка. Так что, мой высокий хан, когда русские покончат с мюридами, как бы очередь и до тебя не дошла, прибереги и для себя какую-нибудь защиту!

Хан, собиравшийся отпустить шейха домой совсем, тут же изменил свое решение: