Феликс Маляренко - Суворовец Соболев, встать в строй!

Дед лежал в гробу страшный, бледный, с тёмными пятнами на шее. Санька остановился, не узнавая его. Смерть сделала деда чужым и суровым. Казалось, он сердится на внука. За что? За то, что поступил без согласия в суворовское училище или за то, что сейчас его выгонят?..

— Подойди, подойди к нему поближе, — подталкивала бабушка. – Он так перед смертью тебя хотел видеть, так без тебя тосковал.

Санька шагнул, и вдруг под ногой скрипнула половица. Ему показалось, что гроб качнулся. Но дед так и оставался лежать с неподвижным сердитым лицом. Санька остановился. Он боялся шагнуть.

— Он тебя так любил, — шептала бабушка. – Что же ты встал?

Но дед, страшный, с бледной лысиной, не подпускал его. И Санька не мог, боялся и не хотел подходить. Он сделал следующий шаг и снова остановился.

— Ну подойди, подойди, — обвалакивал бабушкин шёпот.

И тогда он сделал усилие, подошёл и остановился, замер и всмотрелся. Дед уже не казался страшным, хотя всё так же сердился.

Когда Санька через маленький коридорчик перешёл к себе, мать уже накрыла на стол, и при взгляде на еду ему стало плохо.

— Пойдём, — отец вывел его на улицу. У огромного тополя он остановился. – В двенадцать часов придут машины и оркестр от завода, где он работал, — и тут же спросил. – Как там дела в училище?

Санька пожал плечами и сказал, что нормально.

— Хорошие у тебя командиры, — согласился отец. – Отпустили. Обычно, разрешают ехать на похороны только близких родственников. Легко тебе там?

— Легко.

— А по дому скучаешь?

— Иногда.

— Это хорошо, а то женщины сговорились тебя в училище не пускать. Ты, Санька, не слушай их. Кто я? Работяга. А ты, Санька, офицером будешь. А может, до генерала дослужишься. Большим человеком станешь. Мне война учиться не дала. Санька, учись и не слушай их. Кем бы ты потом не был, а жизни меньше бояться будешь, если будешь грамотным. Я перед войной в первом Киевском профессиональном училище учился, потом легче жилось. Уже в дыры не засовывали. Мастером своего дела был. И люди, и начальство уважало. Уже кое-что есть. А будь инженером?..

И тут на Саньку нахлынула такая обида, что он всё рассказал отцу. О том, что было, как к нему относятся, о том, что его выгоняют из училища. Рассказал, что ему не везёт, и даже про цыганку рассказал.

— Знаешь, Санька, — лицо отца стало строгим. – Но тебя ещё же не выгнали. И надо побороться за то, чтобы остаться. А учиться – это не только на уроках отвечать. Учиться жить – это совершать ошибки, чтобы потом их не повторять. Учиться думать и жить своей головой – это тоже учиться. Трудности преодолевать – тоже учёба. Тебя ещё не выгнали, так что будь мужчиной, не распускай сопли. Не жалуйся женщинам, никогда не жалуйся. Это самое последнее дело, запомни. Этим отличается мужчина от сопляка. Так что не распускайся и борись до конца.

Дед твой в окружение попал, мог струсить, куда-нибудь пристроиться. А он три месяца, с июля по октябрь, выбирался, голодал. Пуля его задела, а он шёл до конца. И только перед Москвой вышел из окружения. И тут же в бой, пока не ранили и не перевели во второй эшелон.

И у меня, Санька, ранение было в руку. Хотели отрезать, так не дался, боролся. А мне говорили, что умру, конец. Ведь я чувствовал, что смогу вылечиться, и смог, верил. А теперь с двумя руками. Кому я с одной рукой, в полсилы и семье и государству? А теперь фотография на доске почёта. Ты меня понял, Санька?

— Да, — сказал Санька, — понял, — и опустил голову.

Сейчас ему было всё понятно. Рядом стоял отец, сильный, большой, умный и мог всё объяснить. А потом, что будет потом? Ведь в училище он будет без него и снова будет вынужден решать, как поступать и разделять, что хорошо, а что плохо? А это так не просто.

Они ещё постояли на улице, потом отец обнял его за плечи и повёл в дом.

Кода похоронная процессия двинулась со двора, за гробом вытянулось человек сорок стариков. Оркестр громко, с надрывом, играл похоронный марш, а на открытом кузове стоял деревянный памятник со звездой и фотографией деда. Бабушка сидела рядом с гробом.

На кладбище выступал начальник с завода, потом дядя Саша. Он поцеловал деда, подошёл к Саньке и обнял его.

— Моложе меня, а я его пережил. Теперь я один, никого больше не осталось. Но ты молодец, его дело продолжаешь. Он у тебя был солдатом, всю войну прошёл.

Перед тем, как забить крышку, мама, бабушка и тётя простились с дедом. Потом подвели к нему Саньку. На этот раз, под открытым небом, дед не казался таким страшным. Его лицо покрывала усталость. Санька наклонился и коснулся губами его холодного лба.

Вечером, когда гости разошлись, все собрались в бабушкиной квартире. Разговор начала тётя Катя:

— Дедушка перед смертью завещал забрать Саньку из суворовской школы. Надо исполнить его завещание.

— Хватит, Саша, мы тебе купим новый костюм, будешь ходить в школу, в свой класс. Я уже с твоей учительницей говорила, — стала упрашивать его мама: — Знаешь, как я по тебе скучала?

— Дедушка тебе оставил деньги, — добавила бабушка.

Санька молчал.

— Да мы его просто не пустим, — вышла на середину комнаты тётя Катя. – Только мучить мальчишку. Ему-то всего двенадцать. Он за полгода изменился, стал совсем другой: неласковый, придавленный. Не мальчик. Детство его пропадает.

— Это и хорошо, — встал отец. – Что вы на него давите? Пусть учиться. Там же дисциплина, работа над собой, а здесь нас дома не бывает. Мы же все трудимся. Будет собакам хвосты крутить.

— А как же я без него? Сашенька, как же я без тебя? – всхлипнула мама.

Саньке стало её жалко. А может, верно, зачем это училище? Сержант Чугунов, построения, строевые, смешки за спиной и в глаза.

— Хватит, — сказал отец, — раскудахтались. Пусть сам решает. Ещё есть несколько дней. Это шанс в его жизни, и когда он выпадет ещё раз? А вы хотите забрать его под своё куриное крыло и высиживать до свадьбы. Я сначала был неуверен в нём. Думал, не выдержит, сломается, а он оказался крепче. Значит готов бороться. К жизни готов… — отец остановился, посмотрел на маму, и уже более спокойно сказал. – Ладно, пусть сходит в школу, пусть посмотрит и сам окончательно решит. Он теперь уже большой…

Ночью на своём диванчике Санька ворочался и никак не мог уснуть. Дома было жарко и даже душно. Он лежал и всё думал, как ему поступить? Остаться и забыть про наряды, построения, строевые, противогазы?.. Или бороться, как настаивал отец, как говорил Володя? А если остаться, то значит никогда больше не увидеть Витьку, вожатого, Лиду. Никогда не находиться рядом с ребятами, не чувствовать себя частичкой организма под названием взвод, рота, училище. И кто я такой? Наверно, какой-нибудь спутник, который запустили в космос, а у него не хватает сил удержаться на своей орбите. И если он не решится, не заведёт двигатели, то упадёт на землю…