Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

Преданный вам Герман Геринг».

Альберт Шпеер находился в бункере в Берлине, когда там была получена телеграмма. Ее вручили Борману, который поспешил исказить ее смысл.

«Борман обвинил Геринга в попытке переворота, — пишет Шпеер, — возможно, он просто в последний раз пытался убедить Гитлера перебраться в Берхтесгаден, чтобы на месте, дескать, навести порядок».

Однако погруженный в апатию Гитлер на послание Геринга никак не отреагировал. Но через короткое время поступила новая телеграмма, на этот раз адресованная Риббентропу. Она имела своей целью просто прояснить намерения Геринга и подчеркнуть их законность.

«Рейхсминистру фон Риббентропу. Я попросил фюрера дать мне разъяснения не позднее 22 часов 23 апреля. Если к этому времени выяснится, что фюрер не в состоянии руководить рейхом, вступает в силу его указ от 29 июня 1941 года, согласно которому я становлюсь его преемником на всех занимаемых им постах. Если до полуночи 23 апреля 1945 вы не получите иных указаний непосредственно от фюрера либо от меня, прошу вас немедленно вылететь ко мне.

Рейхсмаршал Геринг».

— Геринг затеял измену! — снова закричал Борман. — Он уже посылает телеграммы членам правительства и извещает их о своем намерении на основании будто бы имеющихся у него полномочий сегодня в полночь занять ваше место, мой фюрер!

На этот раз Борман добился своего. Гитлер немедленно лишил Геринга его права преемственности и обвинил его в предательстве национал-социализма и фюрера — текст соответствующей ответной телеграммы Герингу поторопился подготовить Борман. Послание заканчивалось словами фюрера, что он воздержится от принятия каких-либо дальнейших мер, если Геринг уйдет в отставку со всех постов по состоянию здоровья.

«Борману наконец удалось вывести Гитлера из состояния апатии, — пишет Шпеер, который наблюдал эту ситуацию вблизи. — Последовал приступ дикой ярости, в которой нашли выражение горечь поражения, собственное бессилие, жалость к себе и отчаяние. С налившимся кровью лицом и вытаращенными, готовыми вылезти из орбит глазами Гитлер, не обращая внимания на присутствующих, страшно кричал: „Я давно об этом знал! Я знал, что Геринг совершенно разложился! Он развалил наши военно-воздушные силы! Он открыто брал взятки! Это из-за него в нашем государстве расцвела коррупция! Ко всему прочему, он уже долгие годы не может обойтись без морфия! Я давно, давно все это знаю!“

Гитлер успокоился на удивление быстро и снова впал в состояние прострации.

— A-а, мне все равно, — потухшим голосом произнес он. — Пусть Геринг ведет переговоры о капитуляции. Так как война проиграна, не имеет значения, кто именно этим займется».

Дальше политическая ситуация в Германии развивалась подобно сюжету плохого фильма. В Оберзальцберге Геринг, Колдер и Булер, которые не знали, что происходит в Берлине и что фюрер лишил Геринга его полномочий, уединились в его кабинете, занявшись составлением официального послания, которое они планировали направить генералу Эйзенхауэру, главнокомандующему объединенными силами союзников, Уинстону Черчиллю и президенту Трумэну. Одно послание, в котором рейхсмаршал просил Эйзенхауэра о встрече, чтобы обсудить «почетную капитуляцию» германских войск, они уже набросали. Внизу, у подножия горы, ожидал легкий самолет, готовый отвезти Геринга на место встречи с союзниками. В то же время он написал воззвание к вермахту, напыщенно призывая немцев продолжать борьбу, но это была просто хитрость, как объяснил Геринг с ухмылкой, чтобы провести русских и скрыть от них тот факт, что он ищет мира.

Генерал Коллер еще никогда не видел своего шефа таким оживленным. «Было ощущение, как будто он вновь родился», — написал он впоследствии. Геринг был полон планов и новых идей. В какой-то момент зашла Эмма, чтобы подать им чай или бутерброды с пивом, и передала ему список грузовиков, груженных его ценностями, которые прибыли из Каринхалле. Оказалось, что четыре грузовика, перевозивших самые любимые произведения искусства Геринга, потерялись в Берлине. (По крайней мере, одна из этих машин попала в руки советских солдат и была отправлена в Советский Союз. Среди других картин в ней находилась «Венера» Буше. Это полотно, попав из Советского Союза в Польшу, затем в Финляндию и Швецию, обнаружилось на аукционе в Лондоне в 1973 году.) Издав стон, рейхсмаршал постарался выбросить из головы это тяжелое для него известие и вернулся к планированию дальнейших действий. Что значили несколько потерянных картин в момент, когда наконец в его руках оказалась судьба всего рейха?

А в Берлине тем временем главный злодей мелодрамы вовсю трудился над тем, чтобы разрушить все его намерения. Более того, Мартин Борман решил под самый конец устранить Геринга раз и навсегда. Когда Гитлер велел ему послать телеграмму Герингу, он позаботился отправить два послания. Первое было от имени фюрера и извещало:

«Указ от 29.06.41 аннулирован моим специальным распоряжением. Свобода моих действий не вызывает сомнений. Запрещаю вам предпринимать в этом направлении любые шаги».

Второе Борман отправил по собственной инициативе двум старшим командирам частей СС, стоявших в районе Оберзальцберга, Франку и фон Бредову с приказом немедленно арестовать Геринга по обвинению в государственной измене. На случай их возможных колебаний Борман добавил: «Вы отвечаете за его исполнение собственными жизнями».

То, что Геринг не имел намерения совершать государственную измену или поступать вопреки желаниям Гитлера, доказывает тот факт, что, как только телеграмма фюрера оказалась у него в руках, он сразу прекратил составление планов дальнейших действий и отправил ответную телеграмму Гитлеру с просьбой освободить его от всех занимаемых постов в связи с «тяжелым сердечным заболеванием», а также телеграммы Риббентропу и Геббельсу с Кейтелем, с которыми тоже успел связаться, такого содержания:

«Фюрер информировал меня, что он по-прежнему дееспособен. Аннулирующая телеграмма сегодня в полдень. Хайль Гитлер. Герман Геринг».

Но к этому времени эсэсовцы уже окружили его дом и изолировали его и его семью от других обитателей Берхтесгадена и от остального мира. Когда появившиеся вскоре Франк и фон Бредов объявили, что должны поместить его под арест, он просто отказался поверить в серьезность происходящего.

— Завтра все прояснится, — сказал он Эмме вечером. — Это просто недоразумение. Спи спокойно, как сейчас намерен поступить я. Можешь ли ты представить хоть на мгновение, чтобы Адольф Гитлер меня сегодня арестовал — меня, кто шел за ним и был рядом, несмотря ни на что, на протяжении двадцати трех лет? Ну? Это просто немыслимо!