Василий Соколов - Избавление

- Отбивать направо и налево, - трудно перестраиваясь на иной лад разговора, строго ответил Шмелев и, перегодя немного, спокойно пояснил: На левом фланге, на Драве, держат оборону войска 1-й болгарской армии Стойчева... Стойкий, скажу, генерал, оправдывает свою фамилию, и болгары дерутся - восхититься можно... А на правом фланге мотострелковая дивизия потеснена. Но совместно с танковым корпусом и конниками корпуса, спасибо им, свалились как снег на голову, и очень кстати, рубятся... От клинков аж свист идет...

- По твоему докладу получается, вроде все нормально, - проговорил Толбухин. - А фронт рассечен надвое: вот-вот будут захвачены переправы, и войска, а вместе с ними и мы, грешные, будем опрокинуты в воды Дуная и будем кунаться.

Это простецкое слово Шмелеву понравилось, и он ответил столь же просто:

- Окунуться бы не мешало... Так накалены обстановкой...

- Вот я про то и говорю, - загудел басовито Федор Иванович. - Значит, держишь, отбиваешься. А если за Дунай придется?

- Я вас не понял.

- За Дунай, говорю, перекочевать?

- Не понял вас, товарищ командующий.

- Глухой, что ли? - в сердцах проговорил Толбухин. - Подожмут немцы, столкнут, и придется эвакуироваться за Дунай, как наши вон тылы... Понял?

- Теперь понял, - ответил Шмелев. - Но я и все мои войска за Дунай не хотим... Это что же, лишние хлопоты наживать: уходить за Дунай, чтобы снова форсировать его? Нет уж... Как сказал один мой солдат: раз переправлялся через Дунай, другой раз, третий... Сколько же Дунаев-то!

Было слышно, как рассмеялся командующий фронтом. Дальше Шмелев, как ни дул в трубку, ничего не услышал - какая-то донная пустота...

Толбухин прервал разговор со Шмелевым. По радио его вызывал командующий смежным фронтом маршал Малиновский.

Рация пищала, уйма помех мешала говорить. Толбухин лишь услышал: "Ну как, сосед, держишься? Держись... Иду тебе на подмогу. Бью в основание клина контрнаступающей колонны... Обрублю..." - ворвавшиеся голоса перебили, и рация сошла с настроя.

Тем временем, повесив трубку, Шмелев подумал: "Одними увещеваниями делу не поможешь, обстановка действительно за горло берет".

С оперативной группой он решил выдвинуться поближе к войскам, чтобы в случае чего, даже при окружении, держаться вместе с офицерами, а остальное хозяйство штаба, как он называл громоздкую поклажу, оставить на прежнем месте, в Бельчке. Только потом, спустя некоторое время, пожалел, что оставил там свое хозяйство.

Часа через два на Бельчке наскочили немецкие танки. Правда, они появились на окраине, на магистральной дороге, оседлав ее и отрезав путь на переправу, но людям из штаба - офицерам, машинисткам, поварам, связистам, складским работникам, врачам и сестрам из санпункта и девушкам банно-прачечного отряда - от этого было не легче. Некоторые из них, служившие под началом, вероятно, властных и прозорливых начальников, взяли на себя смелость переехать, смыться часом пораньше, а остальные проворонили и почуяли опасность, когда снаряды начали визжать и лопаться уже посреди села.

В это время сменившаяся утром после дежурства Верочка безмятежно спала в доме у хозяйки-мадьярки. Та угодливо делала для нее все, вплоть до того, что кормила жареными цыплятами. Отношения между хозяйкой и Верочкой зашли так далеко, что мадьярка блаженно кивала на ее живот, держа на весу, у груди, руки и покачивая ими, как бы нянчая ребенка. И Верочка не скрывала, что ждет прибавления, хотя и смущалась: болезненно бледное лицо ее вспыхивало жаром...

И надо же беде случиться, что хозяйка в это утро куда-то запропастилась, и Верочка беспробудно спала, и только грохот разорвавшегося под окном снаряда поднял ее.

Она моментально накинула на себя халат, забегала по комнатам, не зная, что брать и брать ли, - высушенное после вчерашней стирки белье еще висело на шнуре неглаженое, обмундирование Алексея, в том числе пошитое и раз надеванное парадное, ее синяя юбка и гимнастерка бережно покоились в платяном шкафу. Ничего этого Верочка не сумела взять - второй разрыв хоть и менее близкий, бабахнул где-то в огородах, и Верочка второпях подхватила чемоданчик с фотографиями и личными записями Алексея (уезжая куда-нибудь в командировку, он наказывал не утерять эти, как выражался, документы истории), сунула туда же платье, накинула на плечи шинель и выскочила наружу.

Суматошно бегущие на окраину люди увлекли ее туда же. Мимо проезжал открытый "виллис", в нем сидели четверо с водителем, нашлось бы место и для женщины. Верочка подняла руку, даже шагнула на проезжую часть, чтобы остановить, но "виллис" фыркнул, обдав ее ошметьями снега, и умчался.

Верочка побежала дальше и, к радости своей, увидела крытую машину-киноустановку; она выезжала из сада напрямую, ломая забор. Сзади короба болталась сорванная с петель дверь, оттуда кто-то махал Верочке, звал скорее догонять и садиться.

Верочка едва добежала, как подхватили и чемоданчик, и ее саму и буквально втащили в короб волоком. И только теперь на Верочку навалился ужас пережитого страха. Она ощутила, как все в ней отнимается - и руки и ноги. Ее мутило. Она заплакала, боясь чего-то непоправимого.

- Верка, ты! - воскликнула протиснувшаяся к ней из глубины темного короба Тоня. - Не такие вещи бывают, и то молчат... А это подумаешь, оказия. Приключение, да и только! - Подруга подвинулась еще ближе к ней, гладила ее по волосам, приговаривая: - Будет тебе, дуреха, выть. Посадили, и скажи спасибо вон ребятам. А где Алешка?

- В отъе-е-зде... - сквозь всхлипывания промолвила Верочка.

- Ему небось тяжелее, и то не хнычет, не скулит... Тебе дурно? Тошнит? Дай я тебя вином угощу, с собой успела захватить.

- Хуже будет от вина.

- Перебьет, - уверяла Тоня. - Вот и яблоко, ровно для тебя припасла.

- Отпей глоточек, и нам оставь разговеться, - поддержали солдаты, не особенно обращая внимание на ее всхлипывания: "Баба, чего с нее взять? Слабый пол".

Но судьба-злодейка, словно нарочно, подкинула и обитателям короба, и самой Верочке еще большие испытания. Километров через пять машина захрясла. Мотор начал чихать, громко постреливать, будто заложили внутрь пулемет.

- Все! Загораем, - с натужной веселостью произнес водитель.

- Перебьют, как слепых котят, - сообразительно и мрачно ответил кто-то.

Остановка случилась некстати, близко от главной магистрали, по которой гремели немецкие танки - слышно, как внахлест лязгали гусеницы. И лопались поблизости снаряды, через болтающуюся заднюю дверцу виднелись то и дело дыбившиеся буро-серые космы огня и дыма.

Начались мучения водителя. Что он только не делал, куда не тщился просунуть и загнать руки, даже тощее свое тело! И под колеса, и в моторную часть, под капот... Продувал карбюратор насосом, резиновым шлангом подсасывая бензин, проверял свечи - ничего не получалось.