Василий Соколов - Вторжение

Проезжая восточным берегом реки, полковник Шмелев, дивясь, как далеко пошла вода, увидел немцев. Он присмотрелся к одному солдату, повязанному женским платком. Был он рослый и плечистый, как и Бусыгин. Но что это с ним? Вода подступила. Немец начал топтаться на месте, потом побежал, запутался в прибрежных корягах и упал, растянувшись под откосом некрутого берега. Вода захлестнула и, схваченная лютым морозом, не отпускала, держала будто в ледяных ручищах.

- Так вам и надо, пришлые твари! - злорадно усмехнулся Шмелев.

Ломаные берега Истры затопило, вода разлилась на много верст окрест попробуй-ка преодолеть!

Отчаявшись, немцы пытались с ходу переправиться через водохранилище. Благо, толщина льда выдерживала не только солдат, но и громадную тяжесть гаубиц и танков. Они завели моторы и, не раздумывая, пустили танки по льду. И опять произошло что-то роковое, будто не только стреляющие русские пушки, по и сама природа восстала Против немецких пришельцев. Схлынувшая вода образовала подо льдом глубокие, местами почти в рост человека, пустоты. Лед осел, выгнулся на середине дугой, начал ломаться у берегов; немецкие танки и орудия проваливались в ледяные склепы.

Пять дней - с 21 по 25 ноября - стойко держалась наша оборона на истринском водном рубеже...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В последних числах ноября на север от Москвы - в районе Дмитрова, Яхромы - и северо-западное, еще ближе к столице, в направлениях на Красную Поляну и Крюково положение наших войск с каждым часом ухудшалось. Немцы глубоко продвинулись здесь и разобщили главные силы 30-й и 16-й армий; борьба шла уже на ближних подступах к столице. Правое крыло Западного фронта надломилось, и достаточно, казалось, еще одного удара - оно отпадет.

Фашисты напрягали все усилия для этого последнего удара, считая, что окончательная победа уже близка. На 2 декабря в Берлине было приказано оставить пустые моста в газетах для экстренного сообщения о взятии советской столицы.

Неимоверная тяжесть последнего удара ложилась на плечи 16-й армии. Танки, бронетранспортеры, орудия, автомашины и обозы с минометами, конные и пешие солдаты - все, что могло двигаться и идти, германское командование бросало в бой. Низко проносились над мостами сражения вражеские самолеты. Дрожала расколотая взрывами округа; часто на одно и то же место падали снаряды, мины, бомбы, выворачивая глыбы мерзлой земли. Темным опаленным дымом и пороховой гарью застилалось солнце, косо проходило оно краем неба и сваливалось за горизонт.

Короткого зимнего дня не хватало, бои продолжались и ночью.

Истощенные, сильно поредевшие, израненные войска армии - дивизии, бригады, кавалерийские части, в которых активных штыков или сабель оставались считанные сотни и даже десятки, - сводились в группы. Но и эти группы через день-два таяли.

Полоса обороны 16-й армии сузилась до предела - с восьмидесяти до сорока километров. Отойдя от Клина, Истры и Солнечногорска, армия лишилась прочной и стойкой опоры. Бои шли не только на Волоколамской и Ленинградской шоссейных дорогах, но и в горловине между ними.

Последний командный пункт во время отхода разместился в районе Сходни. Это бок о бок с войсками переднего края; в штабе оглушенные, валящиеся с ног от напряжения и усталости офицеры мучительно думали, какие еще меры принять, чтобы удержать позиции, а севернее, за поселком Крюково, клокотала отчаянная схватка.

Приказ Военного совета фронта категорически требовал: "Крюково последний пункт отхода, и дальше отступать нельзя. Отступать больше некуда..."

Немцы отовсюду стянули технику, сломили оборону поредевшего гарнизона и заняли Крюково. Ночью гвардейцы из дивизии Панфилова отбили Крюково, а на утро следующего дня вынуждены были отойти на 500 метров. У Каменки перешли через овраг, залегли в оборону: оглушенные, черные от дыма, давно переступившие все грани человеческих возможностей, они все же держались и на что-то надеялись.

Давно ли сдавали крупные города, но такой тревоги и нервозности, как при потере ничем не примечательного поселка Крюково, еще не было ни в штабах, ни в Ставке. Штаб армии буквально осаждали телефонными звонками из Москвы, требовали любой ценой вернуть Крюково. Командарм через силу сдерживал себя, чтобы не вспылить, отвечал: "Нужны люди, хотя бы 100 - 200 бойцов".

Пополнение посылали, но это были крохи.

По распоряжению командующего фронтом из соседней 5-й армии каждая дивизия выделила в подмогу по одной роте и то неполного состава. И эти роты таяли в первой же схватке.

Создалось неустойчивое равновесие, точнее говоря - бессилие обеих сторон, при котором немецкие части уже не могли продвинуться дальше, а 16-я армия еще не могла воспользоваться переломом и нанести ответный удар. Так, прикованный к постели человек, пока не минует кризис, находится на грани жизни и смерти. Тяжелобольного бросает в жар, начинает трясти; он бьется, как в лихорадке, силы его - последние остатки сил - иссякают. В это время нужны средства извне для поддержания организма, или сам организм окажется настолько могучим, что переборет кризис, и человек излечится, встанет на ноги...

Крюково, лежащее у Ленинградского шоссе, на прямом и кратчайшем пути в Москву, оставалось в руках немцев.

Телефонные звонки ни на минуту но прекращались.

Ох как трудно было брать трубку и отвечать на вызов или звонить самим, чтобы справиться о положении дел: командиры частей умоляли, настаивали дать резервы, а сверху - штаб фронта и Ставка - требовали стоять, требовали железной выдержки.

- Возьмите трубку, - устало говорил командарм, обращаясь к члену Военного совета.

- Почему сдали Крюково? - переходил с места в карьер в разговоре командующий фронтом.

- Вам виднее, товарищ генерал.

- Кто вам позволил? Это - преступление!..

- Мы целые республики сдали.

- Вот сейчас приеду, - громовым голосом заглушал командующий, - и разделаюсь по всем правилам... Под трибунал вас!

- Е-е-сли на пользу пойдет... нужно так Родине... - срывающимся голосом отвечал Лобачев. И в этот момент подходил Рокоссовский, брал потную трубку и спрашивал:

- Что прикажете делать?

Помедлив, видимо обдумывая более впечатляющий ответ, командующий говорил:

- Делать надо то, что сделали с нами оккупанты.

- То есть?

- Громить и гнать их назад. Отбирать наши города, потерянные территории.

- Понимаю, но у нас нет сил. Даже Крюково не можем вернуть обратно.

После этих слов из трубки лился поток внушительных слов, в ответ на малейшие возражения - угрозы.

- Товарищ генерал, вы меня не пугайте. Я уже был пуган, - отвечал Рокоссовский, и голос в трубке смолкал, словно провод оказывался перебитым.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ