Василий Соколов - Вторжение

Рассвет уже пробуждался, по-медвежьи лениво и нехотя; солнце еще лежало где-то за горизонтом, а на крышах и в стеклах окон плавился свет, и тьма, борясь со светом, глыбами теней неуступчиво куталась между домами, в проемах узких улиц, под ветвями старых лип и вязов.

Нарком скосил взгляд на Жукова, молчание которого начинало выводить его из терпения.

Жуков и сам не был твердо убежден, начнется ли война, хотя раньше не раз заявлял, что немцы готовятся, идут на обман. Теперь он думал о том, что еще в апреле поступали неопровержимые сведения, что немцы перебрасывают несколько пехотных дивизий из Франции, стягивают к нашим западным рубежам и танковые войска и авиацию. О настораживающем передвижении германских войск докладывали правительству и нарком и начальник генштаба. Сталин упорствовал, не реагировал на эти доклады. Потом, наконец, не выдержал, велел Молотову запросить Риббентропа, что означает переброска войск, сосредоточение их в Польше, вблизи советских границ. Ответ поступил незамедлительно дипломатической почтой. Через своего министра иностранных дел Гитлер просил передать Сталину, чтобы он не беспокоился. Эти войска не имеют цели нападения на Советский Союз, отведены сюда за тем, чтобы находиться в зоне недосягаемости английских воздушных бомбардировок. И, конечно, германским войскам удобнее располагаться в Польше - для маскировки, для отвода глаз англичанам. Риббентроп давал понять и то, что Германия намерена в нужный час перешагнуть через пролив, навалиться на Англию... А что касается Украины, на границе которой тоже много немецких войск, то пусть русских это не смущает: это отвлекающий удар по Балканам, по Греции, наконец, по английским владениям.

Сталин поверил, внушил себе и другим, что именно так и должно быть...

- Мы оба виноваты, - неожиданно встав, проговорил Жуков. - Оба оказались под гипнозом... - и кивнул на портрет Сталина.

Тимошенко слегка побледнел от резкости этих слов. Второпях заметил:

- Не советую вольничать.

Оба посуровели и замолчали.

Тимошенко снова заглянул в окно: ему не терпелось скорее пережить эту неспокойную ночь, и когда лучи света брызнули в глаза осколками, он вдруг заулыбался и проговорил раскатистым басом:

- Ни черта не случилось! Покой и мир. Досужие слухи... Никакой войны... - Тотчас подумал о донесениях, которые шли из приграничных округов, сказал с недовольством в голосе: - Возможно, напрасно мы давали предупреждающую телеграмму... Паникеры там, на местах. Трезвонили во все колокола: "Война у порога!" Где она, эта война? Где? Лечить надо наших военных, особенно крупных рангов, от мании преследования. В корне пресекать! И ты... - нарком взглянул на Жукова, - тоже вбил себе в голову, что война близится. Не злись. Вспомни, как прогнозы сеял: зачем немецкую комиссию впустили на территорию Прибалтики? Что ей там делать? Немцы могилы первой мировой войны отыскивали, а тебе мерещилось, что они рекогносцировку проводят... Урок для них. Пусть попомнят, глядя на эти могилы... - Тимошенко зевнул, и сон навалился на него сразу. Тяжелый предутренний сон.

Семен Константинович уже собирался было заявить, что пора бы нам разъехаться на покой, как зазвонил телефон, и среди батареи аппаратов нарком отыскал и снял нужную трубку, вначале услышал хрип, треск, похожий на громовые разряды, потом слушал, хмурясь, ни слова не говоря в ответ и бледнея.

- Война... - наконец выдохнул он и весь как-то съежился. С минуту он стоял, онемев и совсем потерявшись.

- Звоните Сталину, вы нарком... - подчеркнул Жуков, видя подавленность Тимошенко.

Но Семен Константинович едва сдвинулся с места и присел, - нет, повалился на кресло, вдавив растопыренные пальцы в голову.

Комкая в груди тревожное смятение, Жуков снял белую трубку телефона, связывающего с дачей Сталина, и, назвавшись, попросил:

- Позовите товарища Сталина.

- Спит. Приказал не будить, - ответил генерал, личный телохранитель Сталина.

- Немедленно разбудите! - уже со строгостью, не терпящей возражений, проговорил Жуков.

- Не имею права.

- Я требую... Началась война!..

Минут семь в трубке стыло нервное, до предела напряженное молчание, потом, наконец, отозвался знакомый, но вялый спросонья голос.

- Докладывает начальник генштаба, - сказал Жуков. - Немцы сегодня в три часа тридцать минут совершили нападение.

- Что, что? - переспросил Сталин дрогнувшим голосом.

- ...Начали войну против Советского Союза. Прошу дать разрешение приграничным округам начать боевые действия против немецких войск.

Долго, очень долго не было никакого ответа. В трубке слышалось тяжелое дыхание. Только минуты через две-три Сталин сбивчиво передал, чтобы вызвали кого следует...

В четверть пятого в кремлевском кабинете собрались члены правительства. Сюда прибыли Тимошенко и Жуков. В руках у начальника генштаба длинный сверток карты с уже нанесенной обстановкой боевых действий. Развернув карту, Жуков положил ее на стол, и, когда прибыл Сталин, он встал и приготовился докладывать. Сталин шел через кабинет к столу согнувшись, будто придавленный непомерной тяжестью. Он как-то сразу постарел. Жуков глядел ему вслед, видел выпиравшие из-под поношенной тужурки лопатки, худую шею, но сейчас не сочувствие, не боль вызвал в нем Сталин. "Умный политик, опытный дипломат, а дал себя обмануть. И нас всех ввел в заблуждение", - подумал Жуков.

Задыхаясь от обиды и злости, начальник генштаба начал докладывать, что германские войска повсеместно нарушили западную границу, подвергают варварской бомбежке наши города. Наряду с пограничными отрядами в сражения вступили наши регулярные войска. В ряде мест немецким бронированным частям удалось вклиниться на советскую территорию...

- Провокация немецких генералов... Это делается без ведома Гитлера, не дав закончить доклад, прервал в смятении Сталин и поглядел на Тимошенко. - Прикажите войскам границу не переходить и не перелетать... Артиллерийский огонь не открывать... пока до выяснения... - И замолк. В душе он проклинал советского посла в Германии Деканозова, который попутал его успокоительными донесениями, и Молотова, похвалявшегося, что Германия будет навечно в союзе с Россией, - клял всех и вся, избавляя от проклятий лишь самого себя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Накануне этого дня, в субботу, на сцене Минского дома Красной Армии бушевало веселье - шла комедия "Свадьба в Малиновке". На спектакле присутствовал генерал Павлов. В одной ложе с ним сидели и его приближенные из штаба округа. Деловито строгий в часы службы, временами откровенно грубый, командующий на этот раз смеялся до слез.

Спектакль был в разгаре, когда в ложе появился начальник разведотдела и, к удивлению всех, не церемонясь, протиснулся между стульями, наклонился к командующему и зашептал. Он доложил, что на границе очень тревожно, что немецкие войска сняли проволочные заграждения и мины, что отдельные участки нашей границы уже подверглись обстрелу...