Наталья Болотина - Потемкин

Согласно уставу университет был разделен на три факультета: юридический, медицинский и философский, в них предполагалось десять профессоров. На юридическом изучали юриспруденцию всеобщую, российскую и политику; на медицинском — химию с применением аптекарской, т.е. натуральной, истории, анатомию; на философском, привлекшем, наверное, особое внимание Потемкина, — философию, логику, метафизику и нравоучение, физику экспериментальную и теоретическую, красноречие (оратории и стихотворство), историю всеобщую и русскую с вспомогательными науками — древностями и геральдикой.

В дворянской гимназии одновременно с Потемкиным на студенческой скамье сидели многие будущие знаменитые деятели государства, науки и культуры второй половины XVIII в.: просветитель и издатель Н.Н. Новиков, писатель Денис Фонвизин и его брат Павел, дипломат Я.И. Булгаков, С.Г. Домашнев, архитекторы В.И. Баженов и И.Е. Старов, профессор М.И. Афонин, поэты В.Г. Рубан и Е.И. Костров и многие другие. Их преподавателями были известные профессора Антон Алексеевич Барсов и Николай Никитич Поповский, которые уделяли большое внимание воспитанию своих подопечных и поощряли их первые литературные опыты. О начальных годах Московского университета красочно рассказал в своем автобиографическом произведении «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях» писатель Денис Иванович Фонвизин, автор известного «Недоросля». Надо заметить, что в высказываниях он не стеснялся и писал весьма нелицеприятно о студенческой жизни:

«Остается мне теперь сказать об образе нашего университетского учения; но самая справедливость велит мне предварительно признаться, что нынешний университет уже не тот, какой при мне был. Учители и ученики совсем ныне других свойств, и сколько тогдашнее положение сего училища подвергалось осуждению, столь нынешнее похвалы заслуживает. Я скажу в пример бывший наш экзамен в нижнем латинском классе. Накануне экзамена делалося приготовление; вот в чем оно состояло: учитель наш пришел в кафтане, на коем было пять пуговиц, а на камзоле четыре; удивленный сею странностию, спросил я учителя о причине. “Пуговицы мои вам кажутся смешны, — говорил он, — но они суть стражи вашей и моей чести: ибо на кафтане значут пять склонений, а на камзоле — четыре спряжения; итак, — продолжал он, ударя по столу рукою, — извольте слушать все, что говорить стану. Когда станут спрашивать о ком-нибудь имени, какого склонения, тогда примечайте, за которую пуговицу я возмусь; если за вторую, то смело отвечайте: второго склонения. С спряжениями поступайте, смотря на мои камзольныя, и никогда ошибки не сделаете”. Вот каков был экзамен наш! В бытность мою в университете учились мы весьма беспорядочно. Ибо, с одной стороны, причиною тому была ребяческая леность, а с другой, нерадение и пьянство учителей».

При всем скепсисе в оценке университетских будней Фонвизин нашел слова искренней благодарности альма-матер за развитие его творческих способностей, пробуждение пера и слова. Студенты занимались арифметикой, латынью, немецким языком, словесными науками. Особое внимание уделялось изучению иностранных языков как основы для получения дальнейших знаний и благополучного прохождения ступеней государственной службы. «Как бы то ни было, — писал удачливый сочинитель, — я должен с благодарностью воспоминать университет. Ибо в нем, обучась по латыни, положил основание некоторым моим знаниям. В нем научился я довольно латинскому языку, а паче всего в нем получил я вкус к словесным наукам». Каждый студент смог проникнуть в глубь неизведанного, узнать новые книги, выучить языки — врата науки, осознать свои пристрастия, способности и предназначение.

Для московских жителей стали привычными встречи на улицах со студентами, одетыми в мундиры зеленого цвета с красным воротом и обшлагами, при шпаге. Помещение в доме у Воскресенских ворот скоро оказалось тесным для университета, и в мае 1756 г. для него приобрели еще дом Главной аптеки на Моховой улице в приходе церкви Дионисия Ареопагита. С июля 1756 г. москвичи могли посещать университетскую библиотеку, а в книжной лавке продавались разнообразные книги, русские и иностранные. В стенах университета устраивались публичные лекции с демонстрацией опытов, «любители наук» приглашались на экзамены л диспуты студентов и учеников, среди них был и юный Потемкин. К сожалению, о внутренней учебной жизни Московского университета в первые десятилетия его существования мы знаем слишком мало, чтобы реально оценить достижения Потемкина. Опустошительные московские пожары 1812 г. уничтожили университетский архив, и о студенческих годах нашего героя мы узнаем только из отрывочных и уже ставших легендарными рассказов его университетских приятелей, сложившихся под впечатлением образа могущественного вельможи, светлейшего князя, в которого со временем вырос дворянский юноша Григорий Потемкин.

По свидетельствам современников, именно в студенческие годы появились и первые литературные упражнения Потемкина — сатиры и эпиграммы на преподавателей и университетское начальство. Тяга к чтению, проявившаяся у Григория Потемкина еще в детском возрасте, получила свое дальнейшее развитие. Сохранилось множество преданий о необычайных способностях Потемкина, проявившихся у него уже на студенческой скамье. Любимый его приятель поэт Ермил Иванович Костров рассказывал, как однажды Григорий взял у него десять книг различного содержания и возвратил уже спустя пять дней. «Да ты, брат, — сказал Костров на это, — видно, только пошевелил листы в моих книгах. На почтовых хорошо лететь в дороге; а книги — не почтовая езда». «Ну! — возразил товарищ, — пусть будет по твоему, что я летел на почтовых, а все-таки я прочитал твои книги от доски до доски. Изволь! Профессорствуй! Вскочи на стул вместо кафедры. Раскрой какую хочешь из книг своих и вопрошай громогласно, без запинки». «И в самом деле, — делился с собеседниками своими впечатлениями Костров, — Григорий Александрович не только читал, но и вчитывался в каждую книжку живою памятью. Он все мне пересказывал, как будто заданный урок». Все отличали особое прилежание, необыкновенную быстроту ума, память и непомерное честолюбие Потемкина.

Однажды один из его товарищей, Михаил Афонин, которого в годы величия Григорий Александрович вызвал к себе на юг для устройства Екатеринославского университета, нарочно для него и на последние деньги купил «Натуральную историю» Бюффона, только вышедшую в свет. Потемкин взял презент и, перебирая один за другим листы, бегло пробежал все знаменитое творение. Товарищ, обиженный таким невниманием, не скрыл своего разочарования от Григория, но как же он был удивлен, когда тот подробно пересказал ему содержание Бюффоновой истории и тем самым доказал, что прочел ее с величайшим вниманием и все удержал в памяти. Тронутый вниманием приятеля, Григорий Алексеевич на долгие годы сохранил ту книгу, и, когда Афонин прибыл к нему в распоряжение на юг, князь первым делом привел его в библиотеку, где среди множества книг указал на дорогой сердцу подарок друга.