Олег Терентьев - Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

То, что Володя всегда был желанен в любых компаниях — это безусловно. Но предполагать, кем он станет впоследствии, в ту пору не представлялось возможным. Веселый парень,— очень музыкальный, живой, заводной, поющий песни. Причем, поначалу больше чужие, чем свои, — такие приблатненные (тогда только-только появлялись у него свои песни). Гитара существовала все время, сколько я его помню. Но на гитаре играли многие его товарищи, так что это было вполне естественно.

Поскольку мы ставили ни больше ни меньше, как «Белую болезнь» — пьесу глобальную, серьезную, философскую, то и сфера наших интересов была довольно широка. Общались мы по большому диапазону — от самых поверхностных вещей до философских споров и политических проблем. И Володе это было не чуждо. Он во всем принимал участие. Но тогда Высоцкий был просто нашим товарищем, одним из нас, и опять же никак не ощущалось, что он — человек с таким легендарным будущим.

О широте его интересов уже в то время свидетельствует характерный случай. Я очень хорошо запомнил один вечер, когда на одной из наших встреч в компании мы уединились с Володей, и я ему читал много своих стихов (мы все в какой-то период этим увлекались). И Володя очень терпеливо все это слушал, очень участливо. И меня тогда поразила тонкость его восприятия. Это немного необычно было для стиля и ритма наших тогдашних общений — он вдруг проявил какую-то тонкость, квалифицированность в понимании поэзии — что в ней имеет вес, а что идет мимо. Отношение к поэзии у него уже тогда было не рядовое, он понимал и ощущал ее во всей полноте и многообразии». (1)

«С проспекта Мира — со своей родной Первой Мещанской мы в конце 1963 года переехали в Черемушки, поменяли квартиру, расстались с соседями, с которыми прожили рядом 35 лет. Выросла моя семья, требовались другие условия. Так, в Черемушках на улице Телевидения (позднее — улица Шверника) мы имели отдельную квартиру из двух изолированных комнат.

— Мамочка, выбери комнату, какая тебе больше нравится. Как ты скажешь, так и будет...— говорил Володя.

Я расположилась в комнате, где были стенные шкафы, ко мне же поставили Аркашину кроватку». (3)

«В конце 1963 года спектакль мы уже выпустили. [Премьера состоялась 9 декабря]. Позднее о нем появилась даже какая-то пресса, была передача по телевидению. Володя был на премьере, но Отца он тогда так и не сыграл. Как раз в то время он занимался в каком-то клубе — вел кружок художественной самодеятельности, зарабатывал деньги. И кроме того, в самые напряженные дни выпуска спектакля он периодически куда-то надолго исчезал — уезжал то ли на съемки, то ли на заработки». (7)

«Тогда он где-то на стороне вел самодеятельный кружок — в каком-то клубе, за какие-то несчастные 50—60 рублей. Потому что жил он тогда очень тяжело. Работы у него никакой не было. Конечно, он вполне мог обойтись помощью родителей, но надо было знать Володю! Он гордый был, хотел сам содержать свою семью». (2)

«В 1963 году Володя очень тесно общался с Мишей Туманишвили (сейчас он режиссер на «Мосфильме»). Они куда-то ездили на гастроли с концертами — у них была целая бригада. Я помню, Володя возвращался из этих поездок очень усталый. Видимо, тяжело им там приходилось». (5)

«В то время — 1962—1963 годы — Володя был очень неприкаянным человеком. В основном слонялся без дела, занятый только в каких-то случайных съемках — что подвернется...

Частенько мы встречались в Театре киноактера, в штате которого я тогда числился. Ходили туда как в клуб: наверху биллиардная, внизу буфет. Однажды, в ноябре 1963 года, когда Володя в очередной раз пришел меня навестить,— а нам было о чем поплакаться Друг другу,— сидели мы в буфете. И подходит к столику какой-то человек, представляется: Виктор Войтенко — администратор калмыцкой филармонии. И сразу спрашивает: чем мы заняты в этой жизни, какие, дескать, у нас планы на будущее? Никаких особых планов у нас не было. И тогда он предложил поехать с его бригадой по Сибири, Алтаю и Казахстану с какими-то выступлениями, чтобы просто заработать деньги, что нам в тот момент было не лишним. Мы с Володькой посмотрели друг на друга и сказали: «А что, мы готовы. Только мы же ничего делать пока не умеем — нет у нас подготовленных номеров». Он говорит: «Время у вас еще есть. Я сейчас улетаю в Томск — там работают Кириенко и Чубаров, которых по договоренности я должен отпустить к Новому году. А вы, стало быть, им на замену».

«...Пальто ему, правда, было немного великовато...»

В. Высоцкий в Казахстане, февраль 1964 года.

Мы тогда этому разговору значения не придали, но, к нашему удивлению, недели через две вдруг получаем телеграмму от Войтенко, что билеты нам заказаны на конец декабря. И 26 декабря полетели мы в Томск, ничего, естественно, не подготовив, то есть пустились в явную авантюру. Володя с трешником в кармане, у меня было немногим больше. Да, помимо этого, по карманам рассовано много разных мелочей, которые я привез из Италии, где незадолго до этого побывал по путевке «Спутника»: ручки, брелоки и прочие симпатичные штучки.

Причем, еще в Москве — в аэропорту — мы пробили изрядную брешь в наших финансах, резонно полагая, что через несколько часов будем в Томске. Но не тут-то было! Стояла жуткая непогода, и до места мы добирались трое или четверо суток с неплановыми посадками в Иркутске, Омске, Новосибирске, еще где-то. В любом городе Аэрофлот бесплатно селил нас в гостиницу, но кушать было уже не на что. Тогда Володя начал вынимать у меня заграничные сувениры и дарить стюардессам — те нас за это кормили...

...В Томск мы прилетели 30 декабря в состоянии «трясучки», небритые и голодные. Когда Войтенко увидел нас на трапе, глаза у него стали квадратными. Тут же схватил, поволок в гостиницу, засунул в ванну — отпариваться и отлеживаться. И сказал, что завтра — 31-го — мы уже работаем в каком-то огромном Дворце культуры, где должна собраться вся местная интеллигенция.

Стали решать, с чем же нам выходить. Но в тот день так ничего и не придумали, поэтому назавтра я читал со сцены какой-то отрывок прозы, подготовленный еще в институтские времена, а Володя — что-то из Маяковского, несколько его стихотворений. Но перед этим мы с Войтенко поехали в местную контору кинопроката, достали картины, где я и Володя снимались, настригли из копий эпизодов с нашим участием, и там же, на месте, нам слепили по рекламному ролику. Так что выходили мы на сцену после того, как показывали наши работы, и люди в зале думали, что к ним приехали известные артисты. Но самое страшное — это было первое выступление. Тряслись как овечьи хвосты, ведь никакой практики работы, перед зрительным залом, да еще с рассказом о своем творческом пути, у нас не было.