Татьяна Воронина - Реконструкция смысла в анализе интервью: тематические доминанты и скрытая полемика

31.0 Ситуация в декабре-январе; три дня не было хлеба в городе

31.1 дорога через Ладогу и люди с продуктами; они продавали и меняли

31.2.0 мама — общительный человек; ее знакомства, способствовавшие выживанию

31.2.0.1 помощь профессора

31.2.0.1.1 кастрюлька каши от профессора

31.2.0.2 еще одно помогавшее семейство

31.2.0.2.1 обед из трех блюд в гостях, обморок

31.2.0.2.1.1 ссылка на дневник

32 [Обмен-покупка]

33 [люди из пригорода ценили одежду]

33-1 [молочница привозила овощи]

33.2 [мясо убитого бизона из зоопарка]

34.0 «на хрусталь…»

34.0.1 [новые соседи]

34.1 [отдали хрусталь за столярный клей]

34.1.1 «Ну вы, наверное, уже слышали…»; столярный клей как продукт питания

34.1.1.1 сделан из костей (смеется)

34.1.2 студень

34.1.2.1 не через силу, а, казалось, что очень вкусно 35 [неожиданное поступление продуктов]

36.0 Помощь работы отца в заделывании выбитых окон

36.0.1 «вот я говорю, это было декабрь, еще один из первых месяцев»

36.1 работа обеспечила гроб и похороны

36.1.1 «я немножко сейчас как бы возвращаюсь назад, но все-таки это важно сказать»

36.2 похороны в Шувалове

36.2.1

36.2.1 могила существует в отличие от многих захоронений того времени

36.2.1.1 сосед завернут в портьеру и похоронен в траншее

37 «Вот. А на чем я? От чего я начал отклоняться сюда, я, может быть, и не вспомню. Почему-то я вспомнил э… вот эту комнату […] А вот, вспомнил»

38 Находка сахара в сахарнице в покинутой соседями комнате

38.1 радовались вместе с соседом и его родственницей

39 Бывали неожиданные удачи

39.1 иногда записывал в дневник, что ели три раза в день

39.2 сидели на столярном клее; цинга

39.2.1 весной суп из крапивы

40

41 Весной возобновились музыкальные занятия

41.1 письма матери своей приятельнице

41.1.1 настойчивость матери в требовании продолжать занятия музыкой

41.2 из писем матери— забота о будущем сына

41.3 детский дом при Дворце пионеров

41.3.1 [опасность обстрелов в зоне Московского вокзала]

41.4 он и мать ездили друг к другу

41.5 вместе с матерью на спектакле «Евгений Онегин»

41.5.1 где шли спектакли, расхождение с энциклопедическим словарем

41.6 ноты в подарок от матери

42

43 «Так что… у нас не было случаев, когда кто-то рвал кусок изо рта»

43.1 блокадные дневники: «кошмарные случаи описывают люди»

43.2 «конфликты были…» [умирающий сосед, конфликт с его родственницей]

43.3 страшных вещей не было

44 предлагает сделать перерыв (после перерыва)

45 [Выступления на радио и в воинских частях]

45.1 чувствовал себя человеком: «такова жизнь артиста»

46

47 Училище при консерватории

48 «Ну обстрелы, да, были»

48.1 бомбежки в 41-м и обстрелы в 43-м

48.1.1 скорострельные батареи немцев

48.1.2 [предчувствие матери: не пустила в школу]

48.2 «В наш дом попал снаряд»

48.2.1 отсиживались в ванной

48.2.1.1 читали стихи Пушкина

48.2.1.1.1 в доме было много книг

49 Не только жгли книги, но и читали

50 Дневничок кончился летом 42-го

50.1 [новая жизнь стала обычной]

«Ну, наверное, я исчерпался в течение часа»

Здесь мы встречаемся с несколькими сквозными темами, которые придают рассказу целостность и диктуют осмысление излагаемых событий в определенном ключе. Основная тема может быть сформулирована так: «люди жили и оставались людьми». Рассказчик вступает в заочную дискуссию с мнениями, отраженными в печатных публикациях, о том, что невыносимо тяжелые условия блокады приводили к потере человеческого облика. Наш информант сторонится подробных описаний шокирующих обстоятельств и предлагает другой взгляд. Хотя его собственный опыт и включает знакомство с выходящими за пределы общепринятых моральных норм поведения поступками людей, поставленных на грань выживания (он упоминает людоедство), информант осмысляет свой опыт прежде всего как свидетельство парадоксальной жажды человека к жизни, к проявлениям духа и человечности, а не к животному выживанию. Эта тематическая доминанта вводится при помощи метафоры зеленого ростка, прорастающего сквозь асфальт, ср. 10.2.1–10.3.1:

Информант: (10.2.1) Понимаете, в блокаду люди… В блокаду люди жили. В особых условиях, но при каждой возможности они все же вспоминали, что они люди. (10.2.1.1) Так же, как, скажем, какой-то зеленый росток мы видим на заасфальтированной дороге. Возникла какая-то трещинка, вот этот зеленый росток вылезает, вот так вот при какой-то малейшей возможности в человек тоже что-то… жизнь как-то пробуждалась что ли. Понимаете? (10.3) Поэтому я не согласен с тем, когда сейчас начинают вот о блокаде писать только вот так, в ракурсе этих трех (самых страшных. — Авт.) месяцев. Понимаете, там вплоть до людоедства. (10.3.1) Это было, это было, я знаю.

В двух местах рассказчик прямо опровергает образ блокады как кошмара, как единого целого, указывая на неоднородность периода блокады. Наряду с 10.2, это также и 22.2.1: когда самый страшный период был позади, люди ходили в кино и в театр, 41.5 — рассказчик вместе с матерью на спектакле «Евгений Онегин». Книги не только жгли в печке, но и читали их (49). Это упоминание о сожжении книг в конце интервью отсылает нас к более раннему эпизоду, где повествуется о сожжении соседом «Капитала» К. Маркса (24.1.1.2–24.1.1.2.1.1). Этот эпизод возникает в контексте разговора о холоде и недостатке дров (тематический блок 24), предваряющем рассказы о голоде (несколько эпизодов, начиная с тематического блока 26). Описывая в блоке 49 обстрелы, во время которых немногочисленные жильцы квартиры укрывались в не имевшей окон ванной комнате, чтобы избежать возможного попадания осколков, рассказчик указывает, что «в самую тяжкую пору» (а это определение может быть отнесено и к моментам обстрелов, и к выделяемым им отдельным периодам блокады) они читали, ср.:

Информант: (48.2.1.1) В самую тяжкую пору читали. Чем-то занять все-таки нужно себя. Читали так, коллективно. Был такой толстый том Пушкина, вот Пушкина стихи. (48.2.1.1.1) Вообще, дома книг много было. (49) Так что читать в эту пору все-таки продолжали, не только жечь, но и читать.

Этот отрывок заканчивается как обобщение, утверждение о ленинградцах вообще. Упоминание о том, что дома у рассказчика было много книг, оказывается тут мотивированным, только если учесть, что для рассказчика духовные (в особенности эстетические и прежде всего музыкальные) запросы и интересы — важнейший компонент собственного образа.

Самые трагические и наиболее тяжело переживаемые до сих пор события (гибель отца) совместились с поразившей воображение мальчика картиной, которая видится сегодняшнему рассказчику как свидетельство того, что художественный взгляд на жизнь не утрачивался даже в такие минуты:

Информант: (19.i) Понимаете, в такой момент, в таких условиях, какое-то чувство эстетическое все-таки сохранялось, потому что тело отца, он был уже подготовлен для похорон, я не помню, в гробу он стоял или нет, похоронили мы его еще в гробу, удалось, это было все-таки самое начало массовых смертей, так вот, (19.1.1) все его тело было покрыто такой стекольной пылью. И… луна яркая, окна-то были затемнены, а от взрыва все это сорвалось, все эти самые шторы, все тряпки, которые там были, все это сорвало, луна светила вовсю и это… Помню, как… как красиво было в лунном свете, эта пыль играла всеми цветами, всеми… переливалась вот такими огоньками, понимаете? Вот. (19.2) Так что вот какие-то такие эстетические моменты и даже вот в такие… минуты существовали.