Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы
- Название:Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Евразия
- Год:2010
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы краткое содержание
Маргарита де Валуа (1553-1615). Мемуары. Избранные письма. Документы.
(пер. В. В. Шишкина)
Текст воспроизведен по изданию: Маргарита де Валуа (1553-1615). Мемуары. Избранные письма. Документы. СПб. Евразия. 2010
© текст - Шишкин В. В. 2010
© сетевая версия - Strori. 2012
© OCR - Засорин А. И. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Евразия. 2010
© Составитель и перевод в формат FB2 - Гусев Р. 2015
Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Королева моя мать спустилась вниз и заручилась обещанием короля обставить с почетом освобождение моего брата. С этой целью король явился в ее покои со всеми принцами, сеньорами и прочими членами своего совета, послав за нами господина де Виллекье. Пока мы направлялись к Его Величеству, шествуя через залы и комнаты, то видели, что все они наполнены придворными, которые смотрели на нас со слезами на глазах, благодаря Бога, что мы избавлены от опасности. Войдя в комнату королевы нашей матери, мы встретились с королем и его свитой, о чем я уже говорила. Король при виде моего брата сказал, что просит его не считать странным и оскорбительным все произошедшее, проникнутое только заботой о покое в государстве, и заверяет, что никто не имел намерений причинить ему неудовольствие. Мой брат ответил ему, что он обязан и давал клятву служить Его Величеству, всегда одобряя то, что было угодно королю, но он покорнейше хотел бы обратить внимание короля на преданность и верность, которые он проявлял и которые не заслуживают подобного с ним обращения; однако же в этом он винит одну свою несчастную судьбу и останется довольным, если с него снимут обвинения. Король в ответ произнес, что мой брат невиновен, и в этом нет никаких сомнений, и просит его пребывать с ним в такой дружбе, которой они еще не знали. При этом королева наша мать подвела их обоих друг к другу, чтобы они обнялись. Вскоре король приказал, чтобы привели Бюсси для примирения с Кейлюсом и заодно освободили Симье и господина де Ла Шатра. Бюсси вошел в комнату с сияющим [149]видом, обычным для него, и король выразил ему свое желание – чтобы он помирился с Кейлюсом и тем самым прекратились все разговоры об их ссоре, попросив его обнять Кейлюса. Бюсси ответил: «Сир, если Вам угодно, чтобы я поцеловал его, я намерен это сделать». И, сопровождая свои слова соответствующими движениями, он обнял Кейлюса на манер Панталоне [546]. От этой сцены все общество, будучи еще во власти удивления и осознания важности происходящего, не смогло удержаться от смеха. Наиболее опытные придворные посчитали, что столь слабое удовлетворение, полученное моим братом, не соответствует тому большому злу, от которого он пострадал. После завершения примирения король и королева моя мать, подойдя ко мне, сказали, что мне нужно позаботиться о том, чтобы мой брат никогда не вспоминал о случившемся, иначе он может выйти из повиновения и потерять дружбу короля, которую он обязался блюсти. Я ответила ей, что мой брат довольно осторожен и настолько предан своему долгу, что нет надобности напоминать ему об этом ни мне, ни кому-либо еще, а от меня он получал и будет получать только те советы, которые сообразуются с их волей и его обязанностями.
Поскольку было уже три часа пополудни, и никто еще не обедал, королева моя мать пожелала, чтобы мы пообедали все вместе, попросив моего брата и меня пойти переодеться (что было уместным по причине неподобающих условий, в которых мы пребывали до недавнего времени), и мы отправились наряжаться для трапезы у короля и последующего бала. Королева могла нас заставить поменять и надеть новые одежды, но не изменить лица, которые являются живым отражением души, ибо наши переживания, не получившие удовлетворения, были настолько очевидны, что она прочитала их в наших глазах, которые говорили со всей силой [150]и страстью о досаде и справедливом презрении ко всем актам этой трагикомедии. Все это закончилось тем, что шевалье де Серр [547](которого королева моя мать отрядила к моему брату ночевать в его покоях и с которым она находила удовольствие беседовать на разные темы, поскольку он обладал острым языком и немного напоминал философствующего циника, благосклонно относясь ко всему, о чем он говорил), находясь рядом с ней, был спрошен ею: «Итак, господин де Серр, что скажете обо всем этом?» «Этого слишком мало, чтобы воспринимать всерьез, – ответил он, – и слишком много, чтобы принимать за игру». И, повернувшись ко мне, сказал тихо, что она не услышала: «Я не верю, что сейчас разыграли последний акт этой пьесы. Наш персонаж (так он пожелал назвать моего брата) удивит меня, если останется здесь и далее».
Так и прошел этот день: зло было смягчено только внешне, но не внутри. Молодые люди, которые управляли королем, судили о моем брате, опираясь на свой небольшой жизненный опыт (а им-то не позволительно было судить о том, что значат долг и любовь к родине для столь благородного принца с таким высоким происхождением), и убеждали короля, постоянно навязывая ему свое мнение, что мой брат никогда не забудет публичного оскорбления, которое ему нанесли, и поэтому собирается отомстить. Король, уже не вспоминая об ошибке, которую он совершил из-за этих молодых людей, вскоре поддался этому второму наговору и приказал капитанам гвардейцев тщательно нести охрану ворот, чтобы мой брат не мог выходить, и каждый вечер удалять из Лувра всех людей из его свиты, оставляя при нем только тех, кто обыкновенно ночевал в его комнате или в его гардеробной.
Мой брат, видя, что отдан на милость этих незрелых умов, которые настраивают короля обращаться с ним без уважения и понимания, как подсказывает им их фантазия, и опасаясь, как бы с ним не случилось худшее (уже познав на себе пример дурного обращения без причины и повода), пережив три дня в состоянии опасности, решился бежать из замка в свои владения и более не возвращаться ко двору. Там он хотел как можно быстрее устроить свои дела, необходимые для отправки во Фландрию. Он сообщил мне о своем желании. Понимая, что речь идет о его безопасности, [151]а король и королевство не могут пострадать из-за этого [бегства], я одобрила его намерение. В поисках способов осуществить это и зная, что он не сможет покинуть входные ворота Лувра (настолько хорошо охранявшиеся, что всем следующим через них стражники смотрели в лицо), он не нашел ничего иного, кроме как бежать через окно моей комнаты, которое выходило на ров и находилось на третьем этаже. С этой целью он попросил меня раздобыть моток надежной веревки необходимой длины, чем я сразу и занялась, в тот же день поручив одному своему верному слуге вынести футляр из-под лютни, который прохудился и якобы требовал починки. Спустя несколько часов слуга вернулся назад с футляром, где уже находилась нужная нам веревка.
Настал час ужина, и так как король постился, то королева моя мать ужинала одна в своей малой зале. Я присоединилась к ней. Мой брат, хотя и был довольно осторожен и сдержан в отношении своих поступков, никак не мог отойти от пережитого оскорбления, которое он получил, и опасности, которая ему угрожала, горя желанием покинуть двор; он вошел к нам, когда я уже вставала из-за стола, и сказал мне на ухо, что просил бы меня поторопиться и как можно быстрее пройти к себе в покои, где он будет меня ожидать. Господин де Матиньон, который в ту пору еще не был маршалом [548], – опасный и хитрый нормандец, который никогда не любил моего брата, был уведомлен о его намерении кем-то, кто не держал язык за зубами, или же заподозрил что-то в момент наших шептаний, сказав королеве моей матери, когда она вошла в свою комнату (то, что я смогла расслышать, находясь недалеко от нее и обратив на это внимание, тщательно следя за всем, что происходит, – как делают те, кто находится в таком же положении и перед своим освобождением трепещет от страха и надежды), что мой брат, несомненно, собирается бежать, и уже завтра его здесь не будет, и ему [Матиньону] это хорошо известно, [поэтому] она должна принять меры. Я увидела, как она разволновалась от этого известия, что прибавило мне опасений в том, как бы наши планы [152]не были раскрыты. Когда мы вошли в ее кабинет, она отвела меня в сторону и спросила: «Вы слышали, что сказал мне Матиньон?» Я ответила ей: «Я не расслышала, Мадам, но вижу, что это повергло Вас в печаль». «Да, – сказала она, – и в большую печаль. Ибо Вы знаете, что я заверила короля в том, что Ваш брат никуда не собирается бежать. А Матиньон начал мне говорить, что ему прекрасно известно, что Вашего брата не будет здесь уже завтра». Оказавшись в результате меж двух крайностей – или же пренебречь верностью, в которой я поклялась своему брату, и поставить его жизнь под угрозу, или же свидетельствовать против правды, чего я не хотела бы делать под страхом тысячи смертей, – я почувствовала себя в такой большой растерянности, что если бы Господь не помог мне, то один мой вид без всяких слов сказал бы сам за себя, и то, чего я боялась, оказалось бы раскрыто. Но так как Всевышний помогает добрым намерениям (и свою божественную доброту Он направил на спасение моего брата), я настолько совладала со своим видом и своими словами, что она ничего не смогла распознать, как я и хотела, и я не запятнала свою душу никакой ложной клятвой.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: