Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы

Четырнадцатилетняя Маргарита не могла не помнить события этой войны, поскольку королевская семья в это время подверглась смертельной опасности, оказавшись в унизительном положении беглецов в собственной стране. Пребывая в бургундском замке Монсо в сентябре 1567 года, двор во главе с юным Карлом IX и Екатериной Медичи чудом не попал в плен к гугенотам. Последние во главе с принцем де Конде, родным дядей Генриха Наваррского, попытались в очередной раз захватить короля. Екатерина Медичи в последний момент успела вырваться из окружения и укрыться за крепкими стенами замка Mo, куда в спешном порядке были вызваны швейцарцы. Нужно было любой ценой прорваться в Париж и начать собирать силы. Вокруг всего королевского поезда – нескольких десятков карет, носилок и повозок – швейцарцы образовали каре по типу македонской фаланги. Под защитой их оружия в два часа ночи двор покинул Mo и, исполненный страха и паники, спешно двинулся в столицу, по пути несколько раз подвергаясь атакам гугенотских отрядов. К утру, «в полнейшем беспорядке», он добрался до спасительного Парижа. Весь миротворческий итог [195]«большого путешествия», организованного королевой-матерью, оказался сведенным к нулю. Вера в политику веротерпимости рухнула. Семнадцатилетний Карл IX, который и прежде не славился хорошим здоровьем, после этих событий стал постепенно превращаться в угрюмого неврастеника [52].

Маргарита де Валуа никогда не писала об унизительных ситуациях, в которые попадала королевская фамилия во времена гражданских смут – как настоящая принцесса дома Валуа она являлась носительницей королевского Величества, «моего ранга», как она часто повторяет в мемуарах, и не могла даже в мыслях допустить любое ущемление прав и прерогатив своей семьи. Если отдельные эпизоды на эту тему все же присутствуют в ее мемуарах и переписке, то, как правило, они касаются только ее лично, причем королева убеждает читателя, что Божественное провидение всегда помогало ей любые неприятности обращать себе на пользу.

В октябре 1568 года неожиданно умерла старшая сестра Маргариты – королева Испании Елизавета Французская, и Екатерина Медичи спешно отправляет в Мадрид кардинала де Гиза с предложением Филиппу II руки своей младшей дочери. Трудно сказать, на что в действительности рассчитывала королева-мать, ведь в последние годы испанский король вел себя в отношении Франции и ее королевского дома все более бесцеремонно. Но, видимо, браком с Маргаритой она пыталась обеспечить, хотя бы на время, продолжение политики военного невмешательства Испании в дела Франции – ослабление последней в результате внутренних потрясений было очевидно. Филипп II ответил, что намерен жениться на своей австрийской родственнице, однако не будет против брака Маргариты и Себастьяна. Давая такой ответ, испанский король в очередной раз вселял во французов надежды, которые невозможно было осуществить, о чем ему было прекрасно известно. Король Себастьян, достигший к тому моменту совершеннолетия, продолжал находиться под огромным влиянием своих испанских родственников – бабки и матери, а также иезуитского окружения, которые уже были наслышаны о Маргарите и не желали терять своего влияния на короля. В апреле 1569 года португальский монарх сообщил Филиппу II, что в ближайшем будущем жениться не намерен [53]. [196]

В этом же году судьбой Маргариты неожиданно заинтересовались на другом конце Европы – в Трансильвании, небольшом румыно-венгерском княжестве, возникшем после поражения Венгрии от турок в 1526 году и напрямую зависимом от Турции. Точнее говоря, именно в Константинополе, зная о безуспешных брачных переговорах Франции с Испанией и Португалией, предложили Парижу рассмотреть в качестве кандидатуры в мужья для французской принцессы князя Яноша Жигмонда Запольяи, которому было около тридцати лет. Порта, вечный противник Испании, всегда искала возможность упрочить свой союз с Францией и не допустить франко-испанское сближение. Однако, несмотря на желание Франции поддерживать дружеские отношения с султаном в пику испанцам, фигура трансильванского князя, отлученного от церкви и к тому же протестанта, в Париже даже не рассматривалась. Впрочем, сам Янош Жигмонд вскоре скончался... [54]

Екатерина Медичи тем временем продолжала упорно цепляться за португальский брак. Прагматичный и жесткий политик, сохранившая корону своим детям, она всю жизнь строила для них разные брачные планы, обманываясь и не сообразуясь с существующими реалиями. Так было в отношении Генриха III, Франсуа Анжуйского и, конечно, Маргариты де Валуа. Уже в конце жизни ей не удастся заменить Маргариту на свою внучку Кристину Лотарингскую, которую она сватала за Генриха Наваррского после разрыва последнего со своей женой.

Португальским планам Екатерины не суждено было осуществиться еще и в связи с поведением самой Маргариты: весной 1570 года французский двор заговорил о ее близости с герцогом Генрихом де Гизом, блестящим кавалером, будущим главой Католической лиги и претендентом на трон. Хотя Маргарита в своих мемуарах отрицает всякую любовную связь с герцогом и отношения с Гизами вообще, источники того времени запечатлели эти события в ином свете. Гизы, «иностранные принцы», представлявшие младшую ветвь Лотарингского герцогского дома, резко возвысившиеся в XVI веке и натурализовавшиеся во Франции, видимо, сделали неофициальную попытку посватать принцессу из королевского дома. Очевидно, они рассчитывали только на положительный ответ королевской семьи. Родство с царствующей фамилией еще более повысило бы статус Гизов, усилило бы их амбиции и стало бы важным аргументом в борьбе за корону. К тому моменту это [197]семейство уже стало самой могущественной и влиятельной католической фамилией Франции, связанной родством с французской и шотландской королевскими династиями [55]и иными владетельными иностранными домами, и поэтому полагало, что наступило время осуществить долгожданные планы и укрепить семейные связи с правящим домом, тем более что Генрих де Гиз и Маргарита де Валуа любили друг друга. Кардинал Лотарингский Шарль де Гиз, дядя герцога и главный инициатор их союза, уже по-свойски называл Маргариту в своей переписке «наша малышка» [56].

Растущие претензии этой семьи, которая была чрезмерно облагодетельствована королями Франции, вызывали беспокойство у Екатерины Медичи и Карла IX. Дом Валуа, опасаясь столь сплоченного и влиятельного клана, все же ясно дал ему понять, что брак принцессы из королевского дома не может быть заключен с одним из подданных короля, не имеющих суверенных прав. Впервые со времен Франциска I Гизам четко указали их место в иерархии. Такое решение королевской семьи было во многом продиктовано чувством фамильного самосохранения. Маргарите, в свою очередь, было запрещено думать о браке с герцогом де Гизом, которого вскоре заставили жениться на вдове принца де Порсиана Екатерине Клевской. Маргарита в своих мемуарах рисует не очень лестный портрет Гиза, что вполне объяснимо, поскольку своими воспоминаниями она занялась уже во времена Генриха IV. Однако ее единственное сохранившееся письмо герцогу, написанное в 1587 году (оно присутствует в настоящей книге), невольно наводит на мысль, что Гиз и Маргарита даже спустя годы испытывали чувства друг к другу. Кстати, именно это письмо каким-то образом попало в руки к Генриху IV (видимо, оно потому и сохранилось, так как вся переписка королевы и герцога явно носила секретный характер, и письма уничтожались сразу же по прочтении), и Маргарите спустя годы даже пришлось отрицать свое авторство [57]. Были ли они любовниками, как пишут [198]некоторые историки [58], в действительности неизвестно. У нас нет никаких доказательств. Непонятно также, какую роль Гиз отводил Маргарите в случае обретения короны в 1580-х годах. Во всяком случае, именно он вызволил ее из заключения в начале 1587 года и обеспечил ее безопасность. Что руководило герцогом – политический расчет или прежние чувства, – нам остается только догадываться. Королева тоже не захотела открывать одну из своих самых сокровенных тайн.