Лев Маргулис - Человек из оркестра

В приказе указано, что существенную помощь в возобновлении работы оркестра оказали комендант Ленинграда полковник Денисов и военком старший батальонный комиссар Сидоров Названы уже знакомые нам музыканты-красноармейцы Еремкин и Орехов, «принимавшие по приказанию своего командования участие во всех концертах симфонического оркестра и проявившие аккуратность, дисциплинированность и высокое знание дела».

В заключительном параграфе говорится: «Сейчас — в период, когда оркестр приступает к развернутой производственной деятельности, перед ним стоит задача приложить все усилия для повышения качества своей работы…»

Дирекция Радиокомитета, как мы знаем, сдержанно относилась к деятельности оркестра, не часто поощряла его. Характер приказа наводит на мысль о том, что он был подготовлен с дальним прицелом. Суть излагалась в заключительном абзаце, где было предложено «показать образцы исполнительской культуры и мастерства в подготовке Седьмой симфонии лауреата Сталинской премии композитора Шостаковича» и выражалась «твердая уверенность в том, что коллектив оркестра с этой задачей полностью справится».

Июль.Боясь, видимо, что «пряник» в виде предыдущего приказа принесет и нежелательный результат, руководство вспомнило и о «кнуте». 6 июля был издан «Приказ по объекту МПВО Дома радио». «За последние месяцы, — отмечалось в нем, — дисциплина среди бойцов и командиров МПВО значительно упала… <���…> Особенно выделяются как дезорганизаторы охраны объекта артисты БСО. Исходя из вредных представлений, что якобы в связи с большой производственной нагрузкой оркестрантам „некогда“ заниматься охраной Дома радио, товарищи <���…> [56]плохо работают в команде». Все были призваны к порядку, а командир снят со своего поста и «разжалован» в рядовые.

И все же в центре внимания и руководства Радиокомитета, и музыкантов оставалась предстоящая премьера.

В июле о симфонии часто писала «Ленинградская правда». 2 июля в газете напечатана заметка «Публичное исполнение Седьмой симфонии Шостаковича». Сообщается о доставленной в Ленинград самолетом партитуре симфонии, напоминается, что она — «одно из выдающихся произведений симфонической литературы» и навеяна «героической борьбой ленинградцев <���…> участником и очевидцем которой был композитор»; говорится, что ее исполнение состоится в Филармонии под управлением К. Элиасберга (временем премьеры названа середина июля).

В ближайшие за тем дни ленинградцы узнавали об исполнении Симфонии в Англии (произвела там «глубокое впечатление»), за океаном (заметка шла под названием «Успех Седьмой симфонии Шостаковича в США»), в Новосибирске (исполнял находящийся там в эвакуации оркестр Ленинградской филармонии под руководством Е. Мравинского; Шостакович приехал на эту премьеру и после концерта сказал журналистам, что «удовлетворен исполнением симфонии, задуманной и написанной в героическом городе Ленина»).

Курьезную, если взглянуть со стороны, бумагу сохранил архив. Радиокомитет осажденного города обратился к директору гостиницы «Астория» с просьбой предоставить на месяц номер для семи военнослужащих, «прикомандированных Политуправлением Ленинградского фронта в распоряжение Большого симфонического оркестра радиокомитета для исполнения Седьмой симфонии Шостаковича».

Документ датирован 21 июля [57]. А 25-го Элиасберг, проведя очередной концерт по радио, полностью переключился на Седьмую симфонию. «Мы приступили к работе — длительной, тщательной, трудной», — вспоминал дирижер [58]. Если поначалу часть музыкантов сомневалась в возможности успешно справиться со столь сложным произведением, то постепенно сомнения преодолевались. Все большее число людей начало верить в успех.

«Работы уйма всякого рода. В общем — борьба! <���…> Ленинградцы поистине герои», — писал на Большую землю виолончелист К. Ананян [59].

Сначала симфония разучивалась группами инструментов. 28 июля состоялась первая общая репетиция. Работа шла над первой частью симфонии.

Август.Мы приблизились к знаменательной дате. 9 августа 1942 года в Ленинграде впервые прозвучала Седьмая (Ленинградская) симфония Шостаковича. Факт ее сочинения в большинстве стран был воспринят как событие мирового масштаба, и примерно так же мировое культурное сообщество отнеслось к ее исполнению в осажденном городе.

В преддверии этого события, 7 августа, «Ленинградская правда» опубликовала беседу с К. И. Элиасбергом. «Вся подготовительная работа нами закончена, — говорил дирижер. — Сейчас коллектив оркестра занят художественной отделкой исполнения симфонии».

Концерт из зала Филармонии транслировался, и перед началом диктор торжественно зачитал текст: «Товарищи, в культурной жизни нашего города сегодня большое событие. Через несколько минут вы услышите впервые исполняемую в Ленинграде Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича — нашего выдающегося земляка… <���…> Дмитрий Шостакович написал симфонию, которая зовет на борьбу и утверждает веру в победу. Само исполнение Седьмой симфонии в осажденном Ленинграде — свидетельство неистребимого патриотического духа ленинградцев, их стойкости и веры в победу, их готовности до последней капли крови бороться и завоевать победу над врагом. Слушайте, товарищи…» [60]

Как видим, премьере был придан официально-торжественный статус. Это подчеркивалось и присутствием в зале необычных для Филармонии слушателей — высоких военных, партийных, советских руководителей [61]. В то же время в зале находилась и культурная элита города, и обычные любители филармонических концертов. Зал был «наполовину пуст» или «наполовину полон»? В последние годы — годы пересмотра всех утверждений минувших лет — иногда доводилось слышать, что публику составляли военные, прибывшие в организованном порядке.

Конечно, их было много — при генералах и руководящих лицах всегда большая свита. Не вдаваясь в полемику, приведу выдержки из письма сотрудника Публичной библиотеки В. Люблинского (написано 10 августа). В них и его взгляд на желанный концерт, и ситуация с билетами. Люблинский «был очень огорчен» тем, что «вопреки двухнедельным ожиданиям и надеждам» не попал накануне в Филармонию. «Не успев достать полностью расхватанных билетов», он «даже обеспечил себе пропуск», но не удалось освободиться от дежурства на работе. «У меня, — продолжает Люблинский, — хватит терпения дождаться следующих исполнений, но мне было бы бесконечно любопытно присутствовать на премьере, как на событии, увидеть нынешний „цвет общества“, запомнить момент; ведь в любом серьезном романе о Ленинграде эпохи блокады этот вечер должен был бы найти место в цепи таких дат, как начало войны, как последние дни перед началом осады, как дым первых бомбежек <���…>» [62]