Геннадий Алексеев - Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)

Триста тридцать четыре. Триста тридцать пять. Триста тридцать шесть…

Когда он добрался до четырёхсот одиннадцати, что-то шлёпнуло его по затылку. Д. поглядел себе под ноги и увидел на асфальте кружевной розовый женский лифчик. «“Ни фига себе!” – сказал бы Гоша» – подумал изумлённый Д. Повертев лифчик в руках, Д. машинально сунул его в карман и отправился дальше.

Четыреста двенадцать, четыреста тринадцать, четыреста четырнадцать…

Кто-то крепко схватил Д. за локоть. Он обернулся. Перед ним стояла миловидная, но очень растрёпанная женщина лет сорока, придерживая рукой полу коротенького голубого халатика. Она была в тапочках. Ноги у неё были голые.

– Отдайте мой лифчик! Зачем он вам?

– Так это ваш?

– Да, это мой!

– А зачем вы выбрасываете свои лифчики из окна?

– Это моё дело! Хочу и выбрасываю!

– А почему вы не выбрасываете трусики?

– Ну, знаете ли, это уже хамство! Немедленно отдайте!

Женщина вцепилась в кончик лифчика, торчавший у Д. из кармана, и потянула его к себе. Всё ещё изрядно пьяный, Д. схватил женщину за руку.

– Куда вы так торопитесь? Всё-таки скажите, почему вы швырнули его в окно? Меня это страшно заинтриговало. Ещё ни разу в жизни столь пикантный предмет женского туалета не падал мне на голову. Кажется, это неспроста. В этом есть нечто символическое.

– Хватит мне зубы заговаривать! – крикнула женщина и дёрнула лифчик изо всей силы.

– Да не спешите вы! – спокойно произнёс Д. – Отдам я сейчас ваш бесценный бюстгальтер. Только признайтесь, как вы относитесь к эсхатологии, то есть к проблеме светопреставления?

– Идиот! – сказала женщина. – Милиция! Милиция! – заорала она тут же.

Откуда ни возьмись, появилась всё та же мерзкая дворничиха.

– Ага! Это снова ты! – воскликнула она радостно. – Ну теперь ты у меня попался, хулиган!

И она опять очень громко засвистела в свой свисток.

Д. сунул лифчик женщине за пазуху и бросился бежать со всех ног.

– Держите его! – вопила дворничиха. – Держи-и-и-ите!

Ей вторила владелица розового лифчика.

– Держи-и-и-ите!

«Нет, сегодня в живых мне не остаться! – думал запыхавшийся Д., сворачивая за угол. Он почти протрезвел, но голова у него была тяжёлой и в ушах гулко стучала кровь. – Нет, какой денёчек! – продолжал думать Д. – Тьма приключений! И опаснейших!»

Заметив «Волгу» с зелёным огоньком, Д. поднял руку. Заскрежетав тормозами, машина остановилась. Д. подошёл, заглянул в кабину и поинтересовался, довезут ли его туда, куда ему надо.

– Не успеем, мост разведён, – мрачно сказал таксист.

– Но пока мы едем, его уже и сведут, – сказал Д.

– Нет, не сведут, ехать недолго, – столь же угрюмо возразил шофёр. – А вы поезжайте помедленнее, – предложил Д.

– Какой вы умный! – сказал таксист. – Помедленнее! Да если я буду ползать, как черепаха, я ни шиша не заработаю! Помедленнее! Я с женой позавчера, как говорится, развёлся! Мне алименты ей надо платить! Помедленнее!

– Но ведь ночью бывает не так уж много пассажиров! Всё равно вы проторчите полчаса на стоянке!

– Ладно, залезайте, – смирился наконец водитель.

Ехали медленно. Шофёр поначалу молчал, но потом разговорился.

– Вы, пассажиры, думаете, небось, что мы, таксисты, все хапуги и деньги у нас лёгкие. А вот посидите-ка смену за баранкой! Поколесите по городу восемь часов! Глаза у вас на лоб, как говорится, вылезут! Это же вам не деревня, не провинция. Транспорт всякий. Светофоры на каждом шагу. Гаишники на каждом углу. А ведь ездить-то надо, как говорится, с ветерком. Во-первых, потому что план, а во-вторых, потому что все пассажиры торопятся: скорей, говорят, поезжайте как можно скорей, что вы еле-еле тащитесь! У всех дела какие-то срочные! Все куда-то опаздывают! Все куда-то не успевают! Все угорелые какие-то! А скорость превышать нельзя. Тут же тебя – цап, и дырку в талоне сделают, а то и прав лишат на недельку. Тогда хоть зубы на полку, как говорится, клади. Да и пассажиры попадаются разные. Некоторых и везти-то противно, а приходится. Чуть что – запишут номер, и премия за квартал тю-тю. Есть и такие, которые платить не желают. Везёшь их куда-нибудь к чёрту на кулички. Привезёшь, а они нагло так, спокойненько заявляют, что денег у них нет ни копейки. Можно, конечно, позвать постового, составить, как говорится, акт. Так ведь потом тебя же таскать будут по всяким там прокуратурам из-за этой несчастной пятёрки. Плюнешь, пошлёшь их к этакой маме и уедешь. Да и опасна, знаете ли, работёнка наша. Бывает – грабят, выручку отнимают. Хорошо, если только деньги отберут, а то для порядка ещё и ножик воткнут под ребро или по темени ключом гаечным саданут. Месяца четыре тому назад хоронили в нашем автопарке одного парня. Сопляки какие-то были, школьники. Он не захотел, как говорится, деньги отдавать. Так они его всего напильником острым истыкали. Поймали их, правда, на другой день. А что толку? Парень-то всё равно угодил в крематорий.

Подъехали к мосту. Он был разведён. Видна была только одна его створка, серой стеной возвышавшаяся в полумраке ещё не очень тёмной, почти белой ночи. На стене тускло поблёскивали трамвайные рельсы, а по краям её горизонтально и совершенно несуразно торчали фонари. «Фантастика какая-то, – подумал Д. – Этот вставший дыбом асфальт… Эти рельсы, устремлённые в небо… Сюрреализм!»

Шофёр поглядел на часы.

– Осталось пятнадцать минут. Так уж и быть, я подожду. А у меня вчера забавный случай был. Такое только в кино, как говорится, можно увидеть, или в рассказе каком-нибудь прочитать. Часа в два ночи проголосовала мне бабёнка, смазливенькая такая брюнеточка. Я её взял. Уселась она рядом со мною. Я ещё подумал – не боится, что я приставать начну. Если женщина одна, то она чаще всего на заднее сиденье забирается, для безопасности. А эта храбро так со мною рядышком устроилась. Поехали. Она меня спрашивает: «Вы не будете против, если я закурю?» – «Не буду, – говорю, – курите себе на здоровье. Только какое уж от табака здоровье». Признаться, не люблю я, когда женщина курит. Не женское это занятие. И неприятно, когда от женщины табачищем разит, как от матроса какого-нибудь или работяги. Закурила она, затянулась смачно, открыла рот и стала дым выпускать маленькими кругленькими такими шариками. Никогда я не видел таких шариков. Колечки – это да. А тут шарики. И почти все одинаковые, аккуратненькие такие. Смотреть – одно удовольствие. «Как это у вас получается? – спрашиваю. – Очень уж ловко. Прямо как в цирке!» А она отвечает: «А я и есть циркачка – жонглёрка, эквилибристка. Я ещё и не такое умею!» Ну надо же, думаю, – эквилибристка! Ни одной эквилибристки до сих пор вблизи я не видел. Подкатили мы к её дому. Она стала рыться в сумочке. Долго рылась. Заглядывала в разные отделеньица, вытаскивала какие-то бумажки и обратно их засовывала. Потом говорит: «Вы знаете, мне очень неловко, только деньги-то я, кажется, дома забыла. Рассеянная я вообще-то, со мною такое бывает. Вы не могли бы подождать минут пять? Я сбегаю домой и принесу деньги! Если не верите, я вам сумочку в залог оставлю. Она новая, только что куплена, хорошая импортная сумка, двадцать пять рублей за неё отдала. Или давайте поднимемся вместе – я на четвёртом этаже живу. Если у вас есть время, я угощу вас бразильским кофе. Вам, небось, полезно будет выпить чашечку, чтобы ночью не уснуть за рулём. Я слышала, что шофёры иногда за рулём засыпают, и это очень опасно». Мне, как говорится, интересно стало. «От кофе не откажусь, – говорю, – только с какой же стати будете вы меня, совсем даже незнакомого человека, угощать?» – «А ни с какой, – отвечает, – просто так».