Сергей Нечаев - Маркиз де Сад. Великий распутник

Подобное "свидетельство" одного человека не может считаться надежным доказательством. Тем не менее, приходится констатировать, что к концу 1764 года 24-летний маркиз де Сад уже снискал себе такую репутацию, что большинство "приличных" публичных домов Парижа отказывалось открывать перед ним свои двери. Понятно, что это произошло не без содействия полиции и того же инспектора Луи Марэ. Понятно также, что хорошая репутация — это удавка желаний, и что безупречную репутацию можно иметь и среди людей, ни на что не годных. И вообще, правильно говорят, что репутация — это всего лишь устоявшаяся сплетня. Но все это элементы полемики, а в любой полемике важны не красивые словосочетания, а факты. А реальный факт заключался в том, что, несмотря ни на что, в 1764 году Рене-Пелажи родила от маркиза ребенка (правда, к сожалению, мертвого, после чего она слегла в постель), а очень скоро пара подарит мадам Кордье де Лонэ де Монтрёй трех внуков.

Да, оказавшись на свободе, маркиз де Сад снова завел себе любовниц и вновь начал бравировать своими связями с ними. Наверное, это были попытки забыться, но они не приводили к желаемому результату. Просто мимолетные любовные встречи не оставляли после себя ничего, кроме скуки и отвращения к женщинам, так легко продающим свое тело за деньги. И со временем маркиз стал испытывать к ним не просто презрение, но и настоящую ненависть, ведь все эти актрисы и проститутки не могли заменить ему его Анн-Проспер. А необходимость вести супружескую жизнь с навязанным ему "заменителем любимой женщины" лишь усиливала в нем чувство протеста. И, кстати, не Фрейд ли говорил, что "мир фантазии представляет собой "щадящую зону", которая создается при болезненном переходе от принципа удовольствия к принципу реальности"? И не он ли утверждал, что все мы в глубине души считаем, что у нас есть основания быть в обиде на судьбу и природу за ущерб, нанесенный нам в юности; и все мы требуем компенсаций за оскорбления, нанесенные нашему самолюбию? И именно отсюда, по мнению основателя психоанализа, проистекает претензия на исключительность, "на право не считаться с теми сомнениями и опасениями, которые останавливают остальных людей".

И вот наш герой стал уходить в этот "мир фантазии", в эту "щадящую зону", скрываясь там от малоприятной для него реальности. Как следствие, летом 1765 года он приехал в Лакост вместе с танцовщицей Бовуазен (Beauvoisin), которую выдал за свою жену. Приехал он по делам: поместье приходило в упадок и требовало разумного руководства.

В свои восемнадцать лет мадемуазель Бовуазен выглядела настоящей красавицей и находилась на содержании у графа дю Барри. Она училась балетному мастерству с целью последующих выступлений в "Гранд-Опера", но, как говорили, ее искусство на сцене серьезно уступало тому что она умела делать в спальне.

Поэтому собственно, маркиз де Сад и выбрал ее, хотя, если по справедливости, то он и сам мог бы кому угодно преподать уроки в этой области.

В Провансе все весьма одобрительно встретили маркиза, приехавшего в сопровождении "молодой жены". Наивные деревенские жители! Они и не подозревали, что замок Лакост, стоявший на вершине холма, с приездом хозяина превратился в место увеселений.

Кстати говоря, имя Бовуазен часто упоминалось в скандальной хронике XVIII века Она была любовницей графа дю Барри, князя Голицына и многих других, и от всех она не требовала ничего, кроме щедрости. С ней занимался знаменитый танцор и балетмейстер Жан-Бартелеми Лани (Lany), но ее танцевальная карьера не сложилась. После этого она открыла игорный дом в Париже.

Вид на руины замка Лакост

С маркизом де Садом в Лакосте она сделала все, чтобы скрыть свою увядавшую красоту за, как выражается Анри д’Альмера, "излишествами разврата во всевозможных формах".

Этот же биограф маркиза де Сада констатирует:

"Бовуазен была необходима маркизу де Саду в его любовных похождениях. Этим двум избранным душам самой судьбой было предназначено сблизиться. Маркиз не довольствовался тем, что показывался с своей несколько перезрелой, но недурно еще сохранившейся любовницей в Париже: он повез ее в Прованс и с почетом принимал в своем замке Лакост, около Марселя.

Приглашенные им местные дворянчики поспешили явиться на зов. Они были быстро очарованы веселостью и бойкими речами этой парижанки, которая принесла в этот уголок провинции последние моды. Они находили ее немножко легкомысленной, но это в их глазах придавало ей еще большую прелесть.

В замке балы чередовались со спектаклями. Под руководством маркиза собралась труппа любителей, тщательно изучивших все оттенки ролей — ставились нравственные комедии".

Но, конечно же, слухи об этом распространились и достигли Эшоффура. И одна из тетушек маркиза де Сада, аббатиса Кавайонская, написала ему полное укоризненных замечаний письмо. В ответ маркиз не стал оправдываться, а сразу перешел в контратаку, заявив, что собственная сестра этой тетушки (предположительно, мадам де Вильнёв) открыто жила со своим любовником.

И его письмо заканчивалось такими словами:

"А тогда вы что-то не называли Лакост проклятым местом?"

Узнав о происходящем, теща маркиза встревожилась. Даже не так: она была возмущена до глубины души, но весь свой гнев почему-то первым делом обрушила на аббата де Сада, который получил обвинение в том, что, якобы зная обо всем, промолчал и не стал поднимать скандал. В качестве решающего довода она приводила тот факт, что если все прочие тайны маркиза были оскорбительными лишь для нее самой и ее дочери, то теперь "выходка" с мадемуазель Бовуазен стала пощечиной всему Провансу.

В результате, маркизу пришлось спешно покинуть Лакост, но свою любовницу он не бросил. Известно, например, что в апреле 1767 года они вместе приехали в Лион. Отметим, что их отношения носили весьма неустойчивый характер. Он то рвал с ней, то вновь мирился, а потом снова ссорился. Параллельно она забеременела от одного из своих любовников, но в декабре 1765 года, когда сошлась с герцогом де Шуазелем, этой "беременности" уже как бы и не существовало. Одновременно с этим в постели маркиза де Сада одна девушка сменяла другую, но, что характерно, никаких свидетельств о том, что кто-либо принимал участие в его "экстравагантных сексуальных играх", нет.

Но зато он решительно отказался возвращаться в Эшоффур. При этом продолжил общение как с Рене-Пелажи, так и с ее младшей сестрой. А последняя по-прежнему оставалась влюбленной в него, словно школьница.

Биограф маркиза Дональд Томас в связи с этим пишет: