Генрих Жомини - Политическая и военная жизнь Наполеона

Если обширная мореплавательная торговля составляет первый источник богатства и благоденствия, то свободное плавание на морях делается первой необходимостью и первым благом всех народов земного шара. Континентальная система имела целью доставить эту свободу на морях; но народы, которые стремились наслаждаться только настоящим, видели в моей системе закрытие своих гаваней и прекращение всякой торговли; они не заботилась о будущем благе и восставали против меня. Не только прибрежные страны были утомлены войной и пожертвованиями, которые я на них налагал; даже в самом сердце Европы отражалось неудовольствие. Сукна силезские, полотна, тканые на границах Богемии, не отправлялись более в Кадикс, чтобы переплывать оттуда в мексиканские порты под испанским флагом. Север не продавал более свой хлеб Голландии и не получал наши ткани. Шелковые изделия Лиона отправлялись только сухим путем в отдалённейшие места России. Настоящая причина всего этого зла заключалась в морском деспотизме Англии, имевшей средства делать столько препятствий всеобщему благосостоянию Европы. Я вступил в жестокую борьбу с этим колоссом, а народы, им угнетенные, вместо того, чтобы подчиниться на время всем пожертвованиям войны и содействовать моим усилиям, приписывали мне все зло, от которого я хотел их избавить. Весьма справедлива мысль, что купец и биржевой акционер более всех чужды высшей политики.

В политическом и торговом отношениях континентальной системе представлялись две цели, равно важные; во-первых, нужно было стараться союзами, договорами и обязательствами произвести у наших соседей то, что во Франции было следствием моих приказаний, то есть изгнание английской торговли; во-вторых, посредством тех же союзов приготовить военные и морские средства, с помощью которых можно бы было, при удобном случае, атаковать более непосредственным образом британский колосс. Мы могли поражать его в Индии с помощью России, Пруссии и Турции; можно было вредить ему и на островах Антильских, из испанских владений на твердой земле Америки и из Соединенных Штатов. Наконец, мы могли с ним сразиться и в Европе, посредством общего союза всех держав, имевших важную выгоду в падении его деспотизма на морях. Тильзитский трактат не предусмотрел всех соображений, которые должны были содействовать достижению этой цели; но не менее того он подвинул дела. Так как Англия не признавала более никакого нейтралитета, то и не могло уже существовать нейтральных держав; необходимо было, чтобы каждый решился или принять сторону Англии, или действовать против неё; вследствие этого мы и условились, в случае несогласия Англии на посредничество России, заставить все приморские державы действовать заодно с нами.

Испания была в войне с Англией; Турция только что объявила ей войну; за исключением Рима, который еще устоял, вся Италия повиновалась моим законам. Пруссия прервала все сношения с англичанами. Чтобы воспретить им всякий доступ в Европу, оставалось склонить к этому Португалию, Швецию и Папу; мы уверены были, что Дания готова согласиться на наше предложение. Австрия представляла более затруднений; она сообщалась с морями единственно только гаванью Триеста, из Венеции мы могли считать все суда, которые туда приставали, а обладание Ионическими островами делало меня владыкой Адриатического моря; сверх того можно было полагать, что Австрия не захочет навлечь на себя войну с Россией и Францией за поддержание отношений, которые касались её менее, чем всех других держав твердой земли: у ней не было колоний, которые она могла бы жалеть, ни морского вывоза товаров, который ей нужно было бы стараться сохранить. Я мог предложить ей несколько областей для вознаграждения за убытки. Если бы наше предположение относительно раздела Оттоманской империи осуществилось, то Бельгия и Сербия были бы наградой её снисхождения. Я решился склонить ее вступить в нашу систему. В случае непринятия Англией посредничества России для заключения мира нужно было не только преградить ей всякий доступ к твердой земле, но обратить еще против нее все средства приморских держав. Европа могла еще противопоставить ей 180 линейных кораблей [Франция имела 60 кораблей. Испания — 40, Россия — 25, Швеция — 15, Голландия — 15, Дания — 13, Португалия — 10, Итого: 180 линейных кораблей].

Через несколько лет число это могло быть доведено до 250; с помощью таких средств и нашей огромной флотилии можно было отправить европейскую армию и к Лондону. Сто линейных кораблей, употребленных в различных местах обоих полушарий, отвлекли бы туда большую часть британских сил, а между тем 80 лучших кораблей, соединенных в Ла-Манше, обеспечили бы переправу нашей флотилии и отомстили за оскорбление прав народных. Вот в чем состояло действительное мое предположение, названное безумным публицистами, подкупленными Англией; оно не удалось, может быть, единственно от ошибок, сделанных при выполнение его относительно Испании, и можно ли судить о предположении, которое не было осуществлено, которое было принято в конце 1807 года, и уничтожено в начале 1808 года событиями, открывшими англичанам весь Пиренейской полуостров и твердую землю Америки? Без испанской войны вся твердая земля, равно как и испанские колонии, были бы закрыты для англичан, морские силы всех держав были бы направлены против них: я мог бы возвратиться к своему Булонскому плану высадки с гораздо большими и положительнейшими вероятиями успеха.

Первое средство к достижению моей цели, в отношении политическом и торговом, было занятие войсками всех приморских стран, где Англия имела значительное влияние, и где нельзя было быть совершенно уверенным, что правительство будет действовать по моей системе. Швеция, Португалия и Рим находились в этом положении; Данию нужно было пригласить присоединиться к союзу, и уже в случае отказа занять войсками её владения. Англия имела везде глаза и уши; золотой ключ её отпирал все портфели; едва распоряжения эти были утверждены, как она узнала о них и приготовилась встретить бурю. Между тем Российский император поспешил послать в Лондон с предложением своего посредничества для заключения мира, объявляя, вследствие нашего взаимного условия, что я, со своей стороны, также соглашусь на посредничество, с условием, чтобы Англия сделала тоже в продолжение месяца, считая со времени заключения трактата. Лондонский кабинет принял посредничество Александра I, не объясняясь совершенно насчет своих предложений; он требовал прежде всего сообщения тайных условий, заключенных в Тильзите. Напрасно доказывали ему, что они были утверждены только предварительно; что император не мог сообщить ему условий, которые он обещал сохранять в тайне, и что они ни в чем не могли быть опасны Англии, потому что как скоро Сент-Джеймский кабинет решается на мир, то они делаются недействительными. Дела находились в этом положении, когда известие о покушении англичан против Копенгагена распространило ужас в Европе.