Иван Лажечников - Как я знал М.Л.Магницкого

Скончался император Александр Павлович; на престол вступил новый государь. Быв еще великим князем, он видел, как без лести преданный во зло употреблял царское доверие и возбуждал против себя всеобщую ненависть. Участь Аракчеева была решена. Помню еще живо резко-замечательный вечер (директор Л-ров был тогда). Я сидел в своей комнате в нижнем этаже университета. Студенты уже спали; кругом царствовала глубокая тишина. Вдруг слышу какую-то тревогу, все в доме засуетилось, дежурный надзиратель прибегает ко мне и дрожа, вполголоса, объявляет мне, что приехал неожиданно попечитель, в сопровождении полицейского чиновника...

Несколько дней не принимал он к себе никого, кроме своих интимных. Наконец, я явился к нему. Он принял меня сухо, холодно; мутные глаза его выражали мне какое-то недоброжелательство...

Что было особенно причиной этого обращения со мною, я до сего времени не знаю. Догадываюсь только, что вскрыли мое письмо, где я описывал некоторые эксцентричности его управления университетом, и письмо было им прочитано; может быть, он узнал, что я ел скоромное в постный день или что-нибудь подобное.

Министр не согласился уволить инспектора Вишневского; он поступил снова на свое место после четырехмесячного моего инспекторства, показавшегося мне годами. В это время я получил от попечителя московского учебного округа, Писарева, приглашение служить под его начальством. Обращаюсь к Магницкому с просьбой уволить меня в отпуск; он мне решительно отказывает, и, когда я спрашиваю о причине этого отказа, наотрез и даже с сердцем отвечает: «Не отпускаю, и только». Я несу тяжелое ярмо его неудовольствия и ограничиваюсь должностью директора училищ.

Магницкий пытается еще раз съездить в Петербург, и так же неблагополучно возвращается назад.

Во дни своего падения он предается мистическим галлюцинациям, спит на медвежьей шубе, разостланной на полу, рассказывает своим приближенным, как посетила его в прошедшую ночь пресвятая дева и пр. Приезжает ревизор, генерал Желтухин; попечитель уничтожен. Он высылается на житье то в Ревель, то в Одессу или Херсон и влачит жизнь свою не сопутствуемый ничьею любовью, кроме родных, ничьим сожалением. А сколько мог бы он сделать добра, сколько благотворного света мог бы он, по своему уму и образованию, разлить на свое ведомство, если бы не увлекли его на ложный путь эксцентрический его характер и ложное честолюбие. Спрашивают меня, действительно ли он был по убеждению фанатик? Да, он был фанатик, когда думал этим выиграть у сильных лиц; не знаю, чем бы он был, если бы ветер подул на него с другой стороны.

Еще одно последнее сказание о моей служебной карьере в Казанском округе. За несколько месяцев до первого отъезда Магницкого в Петербург, по вызову некоторых профессоров, я представил в совет университета диссертацию для получения звания адъюнкта по русской словесности. Может быть, я устыдился бы теперь этого сочинения, но как бы то ни было, совет одобрил его и избрал меня в адъюнкты. Влияния попечителя не было никакого в этом деле, так как оно свершилось в его отсутствие. Когда обстоятельства переменились, ученый синклит университета не представил меня к утверждению в этом звании за препятствиями, ни на какой законности не основанными.

Выезжая из Казани, я с замиранием сердца взглянул в последний раз на Сумбекину башню, возвышавшуюся среди ночного мрака над простертым перед нею городом, вздохнул свободнее и перекрестился за избавление меня из плена казанского.

Прекрасным, красноречивым словом проводил Магницкий прах Сперанского [11] Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) — автор либеральных проектов первых лет царствования Александра I; был сослан в Новгород (1812) ввиду перемены политического курса правительства; с 1816 г. — пензенский губернатор, с 1819-го — генерал-губернатор Сибири, с 1821 г. занимал важные посты в Петербурге. в его вечное жилище. Кто из читавших это слово не помнит того места, где он описывает, как некогда бедный семинарист, с котомкой на плечах, вступал в ворота Александро-Невской лавры, и как теперь вступает он, по окончании своей славной, полезной отечеству жизни, в те же ворота графом, украшенный высшими знаками отличия, провожаемый русским венценосцем и первыми сановниками империи!

Жаль, что не могу сказать, — это была последняя лебединая песнь Магницкого.

25 октября 1865 года

Голицын Александр Николаевич (1773-1844) — министр духовных дел и народного просвещения. Президент Российского Библейского общества.

Лонгинов H.M. — статс-секретарь, заведовал учреждениями императрицы Марии Федоровны.

Витберг Александр Лаврентьевич (1787-1855) — архитектор и живописец, автор проекта и директор строительства храма-памятника в честь победы в Отечественной войне 1812 года, обвиненный в злоупотреблениях, был сослан в Вятку.

Госпожа Криденер (Крюденер) (1764-1824) — писательница, автор романа «Валерия» (на французском языке). На почве религиозного мистицизма сблизилась с Александром I.

Вигель Филипп Филиппович (1786-1856) — автор известных «Записок», дающих широкую бытовую картину русской жизни с характеристиками современников.

Лубяновский Федор Петрович (1777-1869) — сенатор, автор «Воспоминаний. 1797-1834» (1872).

Демидов Павел Григорьевич (1738-1821) — высокообразованный человек, много жертвовавший на нужды народного просвещения. На его средства открыты Демидовский юридический лицей в Ярославле, университет в Томске. Памятник Демидову в Ярославле открыт в 1829 г.

Гогарт (1697-1764) — английский рисовальщик, гравер, живописец.

Филомафиты (филоматы) — название студенческого общества Виленского университета в первой четверти XIX в., имевшего нравственную и научную ориентацию. Членом этого общества был А.Мицкевич.

...владыка Грузина ходил обвязанный платком... — Так всесильный временщик Александра I Алексей Андреевич Аракчеев (1769-1834) выражал скорбь по поводу убийства крепостными его любовницы Минкиной.

Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) — автор либеральных проектов первых лет царствования Александра I; был сослан в Новгород (1812) ввиду перемены политического курса правительства; с 1816 г. — пензенский губернатор, с 1819-го — генерал-губернатор Сибири, с 1821 г. занимал важные посты в Петербурге.

Эту чистую, безукоризненную личность имел я честь встречать нередко в доме графа Остермана-Толстого.

Один приятель его, подозревавший, по прочтении моего «Басурмана», что я в Аристотеле Фиоравенти хотел олицетворить Витберга, повез меня к нему, когда он незадолго до того возвратился из Вятки, места своего временного изгнания, и жил в Петербурге на Песках в большой бедности. Гениальный художник был так снисходителен, что занялся более часа разъяснением мне идеи трехстепенного храма Спасителя на Воробьевых горах.