Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Комиссия, в которую входил Раковский, 18 июня опубликовала заключение, в котором признала, что инициатива Гримма по «выяснению намерений германского правительства» представляла собой шаг, недопустимый для интернационалиста, в особенности для председателя Интернациональной социалистической комиссии, каковым Гримм являлся. В то же время выражалась уверенность, что Гримм не руководствовался своекорыстными побуждениями и не брал на себя роль агента германской дипломатии. Что же касается высылки Гримма, то Раковский и его коллеги сочли, что этот акт является «принципиально недопустимым для правительства Русской революции и представляет опасный прецедент». [156]

Сказанное свидетельствует, что, несмотря на известную дистанцию, которую прошел Раковский по пути к большевизму, он все еще не завершил этот путь, сохраняя близость к меньшевикам. Еще до истории с Гриммом, в конце мая, он принял участие в совещании циммервальдовцев, на котором было принято решение со звать III Циммервальдскую конференцию в сентябре 1917 г. в Стокгольме. Здесь же, на совещании, Раковский аргументированно спорил с Лениным по вопросу о вооруженном восстании, так как полагал, что власть может перейти в руки Советов легальным путем. Позже он вспоминал: «Я разделял недоверие западных социалистов, даже самого левого оттенка, о возможности построения социализма в России. Под влиянием всей прошлой социал-демократической литературы мы ждали от России только буржуазно-демократической революции». [157]

Зная, что Раковский не примыкал еще ни к одной политической партии России, но имел весомый авторитет среди русской социал-демократии, Временное правительство пыталось вначале через П. Н. Милюкова, а затем, после его отставки в апреле, через И. Г. Церетели склонить его на свою сторону. Но Раковский не пошел на сближение с Временным правительством, полагая, что оно направляет революцию по ошибочному пути. Не разделял он пока и позиций большевиков. Ситуация в стране между февралем и октябрем 1917 г. была чрезвычайно сложной. Для Христиана Раковского 1917 год был временем поисков и ошибок. В начале своего пребывания в Петрограде он был явно ближе к меньшевикам, нежели к большевикам, во всяком случае к левому течению в меньшевизме.

Об этом весьма четко свидетельствуют две брошюры, которые Раковский опубликовал в петроградском издательстве «Труд». [158]В первой шла речь о социал-патриотизме и борьбе с ним, циммервальдском движении. Завершалась брошюра словами: «Война с ее отрицательными результатами еще более убедит рабочих и разделяющих их участь другие слои в том, что уничтожение капитализма и замена его социалистическим строем есть спасение всего человечества». [159]Во второй брошюре, более резкой, речь шла о том, что «война убьет революцию или революция должна найти средство, чтобы покончить с войной». [160]Пока, однако, речь шла не более чем о пропагандистских лозунгах.

Но сама радикализация масс, электризация толп, насыщаемых инстинктом разрушения, разогретых спиртным, митинговавших и просто бесчинствовавших на улицах, все более удачно и своекорыстно использовалась большевиками. Раковский все отчетливее видел в большевистских демагогах реальную силу, становящуюся во главе масс. К тому же выпады правой части политического спектра против него как германского агента, решительная антивоенная ориентация Раковского все более толкали его в объятия большевиков.

Взгляды Раковского летом и осенью 1917 г. все более радикализировались.

После июльской демонстрации 1917 г., которая сопровождалась попытками части большевиков овладеть властью, Временное правительство начало охоту за большевистскими лидерами. Ряд из них оказались в заключении. Ленин и Зиновьев бежали из столицы. Христиан был вынужден скрываться; полиция пыталась напасть на его след с целью ареста и высылки из страны. [161]

Июльские события, полицейские преследования, резкое усиление правых сил в значительной степени предопределили дальнейшее изменение отношения Раковского к большевикам. Когда во время выступления генерала Л. Г. Корнилова был издан приказ генерала Лукомского от 24 августа об аресте Христиана, [162]рабочие-большевики Сестрорецкого патронного завода помогли ему укрыться. Его переправили в Кронштадт, а затем он выехал в Стокгольм.

Здесь Раковского застал Октябрьский переворот. Он все еще примыкал к той части левого течения в международном социалистическом движении, которая, с надеждами наблюдая за событиями в России, надеялась на установление в стране многопартийной власти тех сил, которые связывали свои надежды с идеями социализма.

Он поддерживал контакт с находившимся в том же городе в качестве зарубежного представителя меньшевиков П. Б. Аксельродом. Мартов в письме Аксельроду от 19 ноября, информируя о происходивших в России событиях, просил ознакомить с его письмом Раковского, который, «вероятно, и сам чувствует, как авантюристически б[ольшеви]ки повели дело мира». [163]

Вместе с тем сами меньшевистские лидеры ясно сознавали, что Раковский стал тяготеть к большевикам. На чрезвычайном съезде РСДРП (объединенной), как тогда называлась меньшевистская партия, 2 декабря 1917 г. делегат И. С. Астров с горечью отмечал, что деятели Интернационала «воспринимают большевистское восстание не так, как воспринимаем его мы». В доказательство он приводил письма А. Балабановой, Х. Раковского, К. Цеткин. [164]

18 ноября Раковский направил письмо «Социалистическому правительству Российской республики», в котором выражал надежду, что новая власть поможет румынскому народу избавиться от тяготеющего над ним гнета, окажет ему содействие «в деле восстановления свободы слова и собраний и созыве Учредительного собрания на основе всеобщего избирательного права». [165]

Это письмо свидетельствовало о признании правительства Ленина и намерении сотрудничать с ним, о надежде на вмешательство новых российских властей в румынские дела. Письмо произвело крайне негативное впечатление на тех меньшевиков, которые все еще считали Раковского своим единомышленником. Мартов писал Аксельроду 1 декабря: «Скажите при случае Раковскому, что его письмо к ленинск[ому] пр[авительству] произвело здесь неблагоприятное впечатление. Мы все смеемся, когда читаем, что он предлагает ленинцам добиться от Румынии свободы печати и созыва Учр[едительного] Собр[ания]. Il est bien qualifie pour cella, [166]наш милый Троцкий, разгоняющий здесь Учред[ительное] Собрание и закрывший по всей России добрую сотню социалистических газет». [167]

Вслед за этим Раковский обратился в редакции петроградских газет с письмом, в котором сообщил, что присоединяется к большевикам. Прибыв в конце декабря 1917 г. в российскую столицу, он предложил Ленину свои услуги, правда сохраняя еще отношения с меньшевиками-интернационалистами, в частности с Мартовым, о чем последний информировал Аксельрода. [168]