Мария Тортика (Лобанова) - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Через месяц после возобновления переговоров стало известно о покушении на В. И. Ленина. Раковский и Мануильский направили в Москву телеграмму крайне патетического содержания с восхвалением «любимого вождя мирового пролетариата городов и деревень». [244]Вместе с другими документами эта телеграмма свидетельствует, каких огромных размеров достиг культ Ленина менее чем за год существования советской власти. Вслед за этим Раковский вновь выехал в Москву. Он встретился в Горках с Лениным, доложил о ходе переговоров с Украиной. Собеседники пришли к выводу, что, несмотря на трудности, советская делегация сделала немало для развертывания товарооборота между Украиной и Россией, для облегчения положения русских военнопленных, для того чтобы избежать военного конфликта во время перемирия, и т. д. [245]

По всей видимости, уже в Горках был сделан вывод о нецелесообразности дальнейшего серьезного продолжения переговоров с правительством гетмана Скоропадского, была сделана ставка на его свержение, опираясь на стимулирование крестьянских и рабочих выступлений. Возобладала точка зрения Ленина, которую тот проводил и ранее, – о том, что в Украине существует оккупационный режим. Ссылались при этом даже на тот факт, что министр внутренних дел Украины Д. И. Дорошенко выезжал для консультаций в Берлин. [246]Было решено спустить переговоры в Киеве на тормозах и перенести их в Берлин.

В основном это было связано с убеждением, что Скоропадский не располагает реальной властью в Украине, является германской марионеткой.

В то же время советские эксперты явно переоценивали германские потенции в мировой войне, оказались не в состоянии установить, что совокупная мощь Великобритании и Франции, к которой прибавилось и могущество США, неизбежно сокрушит Германию в близком будущем. Несмотря на такую ориентацию правительства Ленина, Раковский, разумеется, с согласия и по поручению «вождя» возвратился в Киев.

К концу августа – началу сентября положение советского представительства в столице Украины несколько стабилизировалось. Уже в предыдущие месяцы Раковский организовал более или менее систематическое информирование своего правительства по тем вопросам, по которым в его распоряжении оказывались данные, в основном о положении на фронтах, как его освещали антисоветские и нейтральные источники. [247]Бюро печати, зародившееся при делегации, было теперь передано советскому генконсульству. Консульство начало готовить информационные бюллетени, которые телеграфом передавались в Москву. Важнейшие сообщения визировал Раковский. В бюллетенях содержалась более или менее объективная информация о положении в Украине, впрочем, акцент делался на неблагоприятных для правительства Скоропадского данных. [248]О текущих политических событиях правительство информировал и сам Раковский. [249]

Телеграфная связь была ненадежной из-за неаккуратной работы советских трансляционных станций. В течение всех переговоров Раковский нервничал из-за коммуникационных трудностей. Еще 24 мая он телеграфировал Сталину о перебоях: «Предлагаю написать курским военным властям… для устройства наблюдения за проводом по нейтральной зоне». [250]30 мая он телеграфировал Чичерину и Карахану, что «в Воронежском и Курском телеграфе сидят люди, которые относятся с большой небрежностью к своим обязанностям». [251]5 сентября глава делегации писал в Наркомат почты и телеграфа: «Настоятельно прошу распорядиться об исправной работе воронежской трансляции. Приходится терять Москву целыми часами из-за непонимания дела и неопытности некоторых из товарищей, следящих за трансляцией». [252]Еще до этого, 18 августа, Раковский буквально издевательски запрашивал управделами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича, «упразднено ли ночное дежурство в телефонной Кремля, ибо после часу или двух ночи Кремль не отвечает». [253]

Восстановлением железнодорожной связи с Украиной большевистские власти воспользовались для того, чтобы в поездах, в которых ехали российские представители в Киев и другие города Украинской Державы, доставлялись деньги для подрывных организаций. В Украину направлялись будущие руководители подпольных ячеек, агитационная литература. В августе 1918 г. Шелухин сделал заявление, что в поезде, прибывшем из Москвы в середине прошлого месяца, находились «три вагона большевиков», не являвшихся членами делегации, поскольку «такого количества людей не было во всей делегации, даже с теми, которые прибыли ранее». [254]Можно полагать, что здесь было преувеличение, которое, однако, не меняет существа самого факта.

6 сентября пленарные заседания на переговорах были возобновлены (в промежутке заседали комиссии). Первое после долгого перерыва пленарное заседание началось с изъявления готовности к благоприятному развитию взаимоотношений с обеих сторон. Украинская делегация выразила возмущение покушением на жизнь В. И. Ленина. Раковский поблагодарил, заявив, что оно будет передано правительству. Мы видим в нем, продолжал он, «доказательство того, что украинский народ желает жить в мире и дружбе с русским народом». [255]Тем не менее сразу возникла острая дискуссия в связи с взаимоотношениями Украины с Всевеликим Войском Донским, или с Донской республикой, как его еще стали называть, официальным признанием Украиной этого государства. 10 сентября Раковский огласил текст заявления российской делегации, красной нитью которого были неоднократно повторявшиеся ссылки на Брестский мирный договор, который не предусматривал отделения соответствующих территорий от России. «Признанием Украиной так называемой донской республики (обратим внимание, что названа она была с маленькой буквы. – Авт .) и ее отказ установить в согласии с российской мирной делегацией свою юго-восточную границу после того, как в продолжение двух месяцев украинская делегация вела переговоры по этому вопросу с российской делегацией, является стремлением пересмотра Брестского договора». [256]

Ужесточению позиций советской стороны способствовало и дальнейшее ухудшение военного положения центральных держав, вызывавшее их мирные маневры, например ноту правительства Австро-Венгрии в середине сентября странам Антанты с выражением надежды на заключение скорейшего мира. По поводу этой ноты Раковский беседовал с корреспондентом газеты «Киевская мысль». Высказав надежду, что мирная инициатива Австро-Венгрии ускорит российско-украинские переговоры, он поделился общим скептическим прогнозом о возможности заключения подлинного мира между существующими режимами. [257]

Отчетливо видно, и, скорее всего, заявление Раковского было рассчитано именно на это, в каком противоречии находились оптимистические слова о возможном прогрессе в переговорах с нигилистической оценкой самих перспектив «капиталистического мира». Они звучали почти прямой угрозой правительству Украины. В другом заявлении представителям печати Раковский столь же скептически оценил новые мирные предложения центральных держав. [258]