Курт Воннегут - Вербное воскресенье

— Ебать Андромеду! — сказал Дуэйн, и это не было ругательством. Он всего лишь повторил лозунг, размещенный на рекламных щитах и перетяжках по всему городу. Еще встречались надписи «Андромеда, мы тебя любим», «У Земли на Андромеду стояк» и тому подобное.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошел старый друг семьи, местный шериф.

— Как дела, старая блядь? — спросил Дуэйн.

— Не жалуюсь, уебок, — ответил шериф, и они некоторое время таким вот образом обменивались любезностями. Грейс хихикала, слушая их остроумный диалог. Будь она хоть чуточку наблюдательнее, вряд ли смеялась бы так беззаботно. Шерифа что-то беспокоило, хотя он и пытался скрыть это под напускной веселостью. В руке он держал какие-то официальные бумаги.

— Присаживайся, жопа с ручкой, — сказал Дуэйн, — поглядишь, как Андромеде вдуют по самые гланды.

— Если я не ошибаюсь, — ответил шериф, — мне для этого придется сидеть тут больше двух миллионов лет. Моя супружница волноваться начнет.

Он был намного умнее Дуэйна. Его молофья стала частью груза «Артура Кларка» в отличие от семени Дуэйна. Чтобы молофья прошла отбор, IQ человека должен был составлять не ниже 115. Исключения делались для выдающихся спортсменов, талантливых музыкантов или художников, но Дуэйн в их число не попал. Вопреки его ожиданиям строителей скворечников не признали ценными представителями человеческой породы. Зато главному дирижеру Нью-Йоркского филармонического оркестра можно было внести хоть целый литр. Ему было шестьдесят восемь лет. Дуэйну — сорок два.

Теперь по телевизору выступал пожилой астронавт. Он говорил, что хотел бы полететь туда, куда отправляется молофья. Но вместо этого он будет сидеть дома, наслаждаться воспоминаниями и стаканом «Жаха». «Жахом» назывался официальный напиток астронавтов — сублимированный апельсиновый сок.

— Ну, может, не два миллиона, — сказал Дуэйн, — но пять-то минут ты можешь посидеть. Давай усаживайся.

— Я к вам по поводу, — ответил шериф, с которого сразу слетела веселость, — который требует, чтобы я стоял на ногах.

Дуэйн и Грейс искренне удивились. Они понятия не имели, что будет дальше. А дальше было вот что: шериф вручил обоим повестки в суд и добавил:

— Должен с сожалением известить, что ваша дочь Ванда Джун обвиняет вас в том, что вы сделали ее детство невыносимым.

Дуэйн и Грейс остолбенели. Они знали, что Ванде Джун недавно исполнился двадцать один год и она имела право подать иск, но совершенно этого не ожидали. Дочь жила в Нью-Йорке, и когда они позвонили, чтобы поздравить ее с днем рождения, Грейс действительно сказала что-то вроде: «Теперь, зайчонок, ты можешь подать на нас в суд, если захочешь». Грейс была уверена, что они с Дуэйном были хорошими родителями и могут шутить на эту тему. Она добавила:

— Если захочешь, можешь отправить в тюрьму своих трухлявых родителей.

Так вышло, что Ванда Джун была их единственным ребенком. Грейс беременела еще несколько раз, но предпочла сделать аборты и получила за это три настольных лампы и весы.

— И в чем она нас обвиняет? — спросила Грейс у шерифа.

— К вашим повесткам приложен отдельный лист с перечнем, — ответил тот. Он не мог смотреть в глаза своим несчастным друзьям, поэтому повернулся к телевизору. На экране ученый рассказывал, почему в качестве цели выбрали Андромеду. Между Землей и галактикой Андромеды расположено по меньшей мере восемьдесят семь хронокластических инфундибул, временных вихрей. Если «Артур Кларк» пройдет через любой из них, сам корабль и его груз превратятся в триллионы копий, разбросанных по всему пространству-времени.

— Если где-то во Вселенной найдется завязь, — обещал ученый, — наше семя найдет ее и оплодотворит.

Конечно, самым угнетающим во всей космической программе было понимание, что это «плодородное местечко» находилось черт знает где. Людей глупых, вроде Дуэйна и Грейс, и даже людей поумнее, вроде шерифа, убедили, что груз корабля ждет теплый прием в пункте назначения, а Земля была всего-навсего куском говна, годного лишь в качестве стартовой площадки.

Нет, Земля и вправду была куском говна, но уже до самых тупых людей начало понемногу доходить, что она может оказаться единственной обитаемой планетой, населенной людьми.

Грейс плакала, и список обвинений казался сквозь слезы десятками бумажных клочков.

— Господи, Господи, Господи… — повторяла она сквозь всхлипы, — она помнит все, о чем я и думать забыла. Она упоминает о том, что произошло, когда ей было всего четыре года.

Дуэйн уже прочел перечень и не стал спрашивать, что такого кошмарного Грейс сделала четырехлетней Ванде Джун. Да, ей было всего четыре: бедняжка Ванда Джун красиво разрисовала все обои в свежеотремонтированной гостиной восковыми мелками, чтобы порадовать маму. А мама разозлилась и отшлепала ее. Ванда Джун утверждала, что с этого дня она не могла без содрогания и ужаса смотреть на краски и карандаши.

— Таким образом, — писала Ванда Джун под диктовку адвоката, — я была лишена возможности добиться успеха и процветания на художественном поприще.

Дуэйн тем временем выяснял, как он помешал дочери найти, по выражению адвоката, «достойного супруга, дабы обрести спокойствие и любовь». Вина его состояла в том, что всякий раз, как за дочерью заезжал поклонник, Дуэйн был немного под градусом. Кроме того, он часто открывал дверь голый по пояс, но с револьвером в кобуре. Ванда Джун даже помнила имя воздыхателя, которого она упустила по вине отца: Джон Ньюкомб женился на другой. Теперь у него очень хорошая работа. Возглавляет службу безопасности на складе вооружений в Южной Дакоте, где собраны заряды с холерой и бубонной чумой.

В запасе у шерифа была еще одна плохая новость, и он знал, что до нее скоро дойдет очередь. Бедняги Дуэйн и Грейс скоро спросят его, почему их дочь так поступила. И ему придется ответить, что Ванду Джун арестовали за организацию шайки магазинных воров. Единственный способ избежать тюрьмы — доказать, что вина за то, кем она стала и что она натворила, полностью лежит на ее родителях.

Тем временем на экране появился сенатор от Миссисипи Флем Сноупс, председатель сенатского комитета по космическим исследованиям. Он был в восторге от «Большой звездной ебли». К этой цели американская космическая программа шла много лет, говорил он. Сенатор был горд и тем, что Соединенные Штаты разместили самый крупный завод по сублимации молофьи на его родине, в старомодном городке под названием Мейхью.

У слова «молофья», кстати, интересная история. Оно такое же старое, как «блядь» и «на хуй», но дольше других отсутствовало в словарях. А все потому, что люди хотели оставить себе волшебное слово — хотя бы одно.