Курт Воннегут - Вербное воскресенье

Но когда Соединенные Штаты объявили, что хотят воплотить в жизнь волшебство, запустить сперму в галактику Андромеды, население поправило правительственных чиновников. Коллективное бессознательное объявило, что последнему волшебному слову пора выйти из тени. Люди говорили, что нет никакого смысла пулять в другую галактику спермой. Только молофьей! Постепенно и правительство стало использовать это слово в официальных документах, причем оно пошло дальше — ввело стандарт на его произношение и написание.

Репортер, который брал интервью у сенатора Сноупса, попросил того встать, чтобы все могли рассмотреть сенаторский гульфик. Они тогда вошли в моду, многие мужчины носили гульфики в виде ракеты в честь «Большой звездной ебли». Сбоку на них были вышиты три буквы: «США». Гульфик сенатора Сноупса, правда, был украшен флагом южан-конфедератов.

Это перевело разговор в область геральдики, и репортер напомнил сенатору о законопроекте, который предполагал убрать белоголового орлана с герба и другой американской символики. Сенатор заявил, что не хочет, чтобы его страну представлял явный слабак, который взял да и вымер.

На вопрос, какое животное сдюжит в современных условиях, сенатор дал не один, а целых два ответа: минога и таракан. Правда, сенатор и все остальные еще не знали, что глубины Великих озер сочли слишком гадкими и ядовитыми даже миноги. Пока люди сидели по домам и смотрели репортаж со стартовой площадки «Большой звездной ебли», миноги с тихим чавканьем выползали из черной озерной слизи на сушу. Некоторые из них по размерам могли соперничать с «Артуром Кларком».

Грейс Хублер оторвала заплаканные глаза от повестки и задала шерифу вопрос, которого он ждал с таким страхом:

— За что она нас так?

Шериф рассказал ей все и потом посетовал на жестокость судьбы.

— Это самая тяжелая смена в моей жизни… — убитым голосом сказал он. — Я принес тяжелую весть самым близким друзьям. И это в ночь, которая должна быть самой радостной за всю историю человечества!

Шмыгая носом, он вышел из дома прямо в пасть гигантской миноги. Минога тут же проглотила его, шериф успел только вскрикнуть. Дуэйн и Грейс Хублеры бросились на вопль, минога сожрала и их.

Забавно, но телевизор продолжал предстартовый отсчет, хотя никто его уже не слышал и не слушал.

— Девять! — сказал голос. — Восемь! Семь!..

Это выдуманный рассказ. А вот вам история из жизни.

Когда я был ребенком, среди знакомых моих родителей была одна девушка, восхищавшая окружающих своей живостью, хорошим вкусом и безупречными манерами. Потом она вышла замуж за немецкого бизнесмена и уехала в Германию.

После Второй мировой войны она приехала в Индианаполис, как прежде привлекательная. Она мило щебетала о том, что Гитлер был во многом прав и что Германия заслуживает уважения за то, что боролась с таким количеством врагов одновременно.

— Мы ведь почти победили, — напомнила она нам.

Я сам только что вернулся из Германии. Из плена.

Я отвел отца в сторону и сказал ему:

— Отец, твоя старая знакомая вызывает у меня довольно смешанные чувства.

Он ответил, что не нужно обращать внимание на ее слова, что она не разбирается в политике — глупая, наивная девчонка.

Отец был прав. Она была не в состоянии последовательно рассуждать о жопах, Освенциме или других вещах, способных смутить маленькую девочку.

Вот что значит класс.

Моя первая жена и обе дочери стали христианами-евангелистами — практикуют белую магию ритуалов и молитв. Это нормально. Глупо было бы с моей стороны утверждать, что идеи атеистов, вроде вольнодумца Клеменса Воннегута, на сегодняшний день так же привлекательны и интересны, как и прежде. Это просто невозможно — после смертельно опасного загрязнения планеты, после двух мировых войн, перед лицом неопределенного будущего.

Могу ли я сегодня с чистым сердцем повторить слова, которые он писал в 1900 году: «Мы верим в добродетель, в достижимость идеалов, в прогресс, в постоянство законов природы, в необходимость улучшения социальных условий и отношений, которые должны находиться в гармонии с доброй волей — непременным условием человеческого сосуществования»?

Нет.

«Истина должна быть признана высшей необходимостью человеческого общества», — пишет он. Мое же отношение к истине несколько пошатнулось после того, как ее сбросили на Хиросиму.

Клеменс Воннегут писал о могущественных и богатых семейных кланах, основанных преступниками. Он презирал их. Он построил свою династию тяжелым трудом, руководствуясь скромностью и честной торговлей. В конце своей жизни, за восемь лет до Первой мировой, его потомки, в том числе мои дед и отец, казались, наверное, простодушными, счастливыми матросами на борту флотилии новеньких маленьких яхт, бегущих под ветром по безопасной гавани, не уходя далеко от берега.

Этой гаванью был Индианаполис. Яхтами — рабочие места и акции компании «Скобяные товары Воннегута».

Семьдесят четыре года спустя компании «Скобяные товары Воннегута» уже не существует. Район «Квадратной мили» в самом сердце Индианаполиса, где стоял ее главный магазин с многочисленной обслугой, превратился в пустыню автомобильных парковок. Ночами «Квадратная миля» так же пугающе пустынна, как Восточный Берлин. Розничные магазины компании «Скобяные товары Воннегута» были разорены честной конкуренцией с дешевыми универмагами.

Посему я не могу завещать акции «Скобяных товаров Воннегута» моим потомкам, не могу взять их на работу в этой компании, если жизнь будет к ним слишком сурова. Я последний член дедовой ветви нашей семьи, который работал в ней и успел воспользоваться своей маленькой лодочкой.

Вместо акций я могу предложить своим потомкам историю из той легендарной эпохи, ныне скрывшейся в тумане времен, когда фамилия Воннегут была в Индианаполисе синонимом скобяных изделий. Если я не извлеку ее из своей памяти и не запишу, эта история будет потеряна навсегда.

В Индианаполисе жил японский ювелир, который, помимо прочего, делал вручную памятные классные кольца для выпускников Тюдор-Холла, маленькой элитной школы, где учились богатые девочки со всей Индианы. Мою сестру, несмотря на бедность семьи, отдали в эту школу. Моя первая жена, тоже не из богатых, училась в этой же школе.

Звали ювелира Ику Мацу Мото. У него было много секретов, возможно, потому, что покупатели его не особо расспрашивали. Оказалось, что когда-то он был цирковым силачом.

Так вот, пришел он как-то в главный магазин компании «Скобяные товары Воннегута» на Ист-Вашингтон-стрит, чтобы купить наковальню. Его мастерская была на Моньюмент-серкл, в трех кварталах от магазина. В Индианаполисе благодаря планировке Пьера Шарля Ланфана, того самого француза, что проектировал нашу столицу, Вашингтон, сторона каждого квартала равна ровно одной десятой мили.