Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности

Поднялся Деревянко.

— Все ясно, товарищ комиссар. Но возник практический вопрос.

— У нас теоретических теперь не бывает, — живо поправил внимательно наблюдавший за сотрудниками Ярунчиков.

— Подчеркнуть не мешает… — смущенно кашлянул Деревянко и продолжал: — На дорогах, особенно на переправах, где присматривает комендатура, встречаются военные-одиночки, можно сказать, бродячие: отбились от части. Одни — по своей вине, другие, как объясняют, по уважительной причине.

— Что же это за причины? — спросил Михеев. — Документы должны быть.

— Один утверждает, сопровождал раненого командира, другой — посылали с донесением, третий — выходил на линию исправлять связь, а батальон перебросили. В том-то и дело, что оправдательных документов нет, да и порой логично: откуда им взяться?

Михеев слушал нетерпеливо.

— Этим вопросом комендатура должна заниматься. Выявят дезертиров, тогда пусть нам или сразу в прокуратуру передают. Остальных, кто самостоятельно догоняет свою часть, пусть направляют в маршевые роты… Подобные вопросы надо решать в рабочем порядке. Мне пора идти представляться командующему… Добавлю только, работа наша должна вестись круглосуточно. Особому отделу будет придана рота пограничного полка. Оперативные группы при выездах усилим красноармейцами…

Ярунчиков заметил душевное расположение, доверие сотрудников к Михееву; обоюдной уважительностью была проникнута вся атмосфера совещания.

— Задачи, думаю, ясны, — заканчивал Михеев. — Прошу без обид отнестись к перестановкам, которые будут сделаны в отделениях. Меня, как видите, тоже направили с понижением, — хитровато улыбнулся он. Хотел что-то еще сказать, но тут пришел дежурный по отделу и доложил, что из Винницы по спецсвязи звонит старший батальонный комиссар Пригода.

— Как ты туда попал? — обрадованно и удивленно спросил Михеев в трубку.

— Отбираю людей для выполнения спецзадания на оккупированной территории. Сегодня же обратно вернусь, в армию. Вот воспользовался возможностью поговорить с вами из кабинета начальника управления.

Михеев ощутил облегчение от спокойно сказанных Пригодой слов «вернусь в армию», вселивших в него надежду, что положение 6-й армии улучшается, да и сам факт выезда Михаила Степановича в Винницу давал пищу для размышлений.

— Какая обстановка у вас на фронте, что в особом отделе? — спросил Михеев все же с тревогой.

— Неделю под Бердичевом стояли крепко, противник потери нес тяжелые, всю его танковую группу втянули в бои.

— Даже контратаковали и отбрасывали кое-где врага? — спросил Анатолий Николаевич, хотя и знал, что заметные боевые удачи 6-й армии позади.

— Теснили, теперь нечем… Препятствуем обходу врагом нашего фланга. Занимаемся разведкой сил и средств противника. Но и абвер много знает о частях и соединениях нашего фронта.

— Чем они прежде всего интересуются?

— Новыми формированиями, вооружением, эвакуации ей промышленных объектов, настроением войск и мирного населения.

— Большой у вас отрыв от нашего фронта?

— До шестидесяти километров. Как будто уже решен вопрос передачи нас Южному фронту. Так ли это?

— Не знаю, я только сегодня приехал… Найдешь возможность, пришли обстоятельное донесение. Постарайся доставить. Я надеюсь на тебя.

— Ясно, товарищ комиссар, — сделал паузу Михаил Степанович и доложил то главное, ради чего звонил: — Особый отдел раздобыл надежные данные о том, что вражеское командование силами одиннадцатой немецкой и третьей румынской армий готовится прорвать оборону Южного фронта, а это реальная угроза левому флангу Юго-Западного фронта.

— Понял. Сейчас же доложу командующему, к нему иду… Ну а сам как себя чувствуешь, опыт финской пригодился?

— Нормально, Анатолий Николаевич. Что финская, тут за неделю опыт получили. Не растеряемся и не оплошаем.

— В этом я уверен, — закончил разговор Михеев.

Штаб фронта находился неподалеку от особого отдела в двухэтажном доме, возле торца которого лежали штабеля досок, груды кирпича, бумажных кулей — должно быть, затевали ремонт — и бросили. Анатолий Николаевич не стал обходить дом, пошел, чертыхаясь, через свалку, и когда они с Ярунчиковым вошли в приемную командующего, вид у них был такой, будто притопали они издалека по пыльной и ухабистой дороге.

…Кирпонос сидел за столом, повернувшись к генералу Астахову, командующему авиацией фронта, который хмуро докладывал:

— Эскадрилью истребителей я еще направлю подо Львов. Больше для прикрытия шестой армии у меня ничего нет.

Присутствующий здесь же начальник штаба генерал-лейтенант Пуркаев спросил:

— Авиационный полк из Днепропетровска прибыл?

— К рассвету должен быть, — ответил Астахов.

В кабинет вошли Михеев с Ярунчиковым. Анатолий Николаевич представился командующему.

— Пожалуйста, проходите, садитесь. Как добрались? — поинтересовался Кирпонос, скользнув взглядом по серым от цементной пыли сапогам Михеева.

— С малой задержкой.

— Обстановку знаете? — подал он новому начальнику особого отдела фронта руку.

— В общем — да.

— Конкретно Максим Алексеевич Пуркаев познакомит. — Кирпонос снова повернулся к Астахову, продолжая прерванный разговор: — Сразу доложите о прибытии полка из Днепропетровска, сколько в нем машин, боеспособность. Возьмите под контроль запасные аэродромы. Фронт скоро будет отходить.

Астахов ушел.

Михеев доложил свои соображения насчет тех дел, которые собирался осуществить немедленно, прежде всего о создании оперативных групп из чекистов для направления на самые трудные участки фронта. И сообщил свежую новость:

— Мне только что доложил заместитель начальника особого отдела шестой армии о том, что они располагают достоверными данными: противник силами одиннадцатой немецкой и третьей румынской армий готовится прорвать оборону Южного фронта, а это опасная угроза нашему левому флангу.

Кирпонос вопросительно посмотрел на Пуркаева.

— Этого мы ожидали, — сказал начальник штаба. — Положение шестой армии без того критическое. Возникает угроза окружения.

— Дайте срочное задание выяснить обстановку, В любом случае мехкорпус Фекленко перебросьте на левый фланг, к шестой армии. Медлить нельзя, — сказал Кирпонос.

Одобрительно отозвавшись об энергичном вступлении в должность нового руководителя контрразведки фронта, Кирпонос деликатно заметил:

— Сожалею, что до сегодняшнего дня недостаточно использовал возможности особого отдела. Признаюсь, подсказки не было.

Ярунчиков воспринял это как упрек в свой адрес, но не подал виду.

— А коли так, — продолжал командующий, — вы должны решить одну очень важную задачу. У нас плохо обстоит дело с глубокой разведкой. Ею, понятно, занимается разведотдел фронта. Но ни один из посланных не вернулся. А знать, что творится в тылу, в прифронтовой полосе противника, нам жизненно необходимо. Хорошо бы создать во вражеском тылу и на его коммуникациях постоянно действующую сеть разведчиков для регулярной информации.