Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности

Приятной была Мише похвала. Он даже засмущался, как девушка.

Но благодушное настроение длилось недолго: подошли к передовой, которую наши оставили. Грустно оглядели поле боя. Задерживаться не стали. Вечерело, и они спешили. Неожиданно позади на шоссе остановились два крытых грузовика, и из них попрыгали на землю солдаты. Сразу — к стаду, а двое направились к Алексею Кузьмичу.

Лойко спокойно пошел навстречу. Он ожидал, что вот сейчас у него спросят документы и тогда он не спеша вынет из кармана… Удар прикладом в плечо сбил Алексея Кузьмича с ног.

В стороне загремели ведра, вскрикнул Миша и притих. Слышались возбужденные, непонятные голоса.

Когда Лойко поднялся, у него не было ни винтовки, ни пистолета. Он пробовал объясниться, пальцем показывая на свои документы, оказавшиеся в руке солдата. Гитлеровец замахнулся на него кулаком, но не ударил, остановленный окриком фельдфебеля. Тот стоял возле вываленной из мешка рации — советской, в зеленой покраске…

Мишу бросили в кузов первым. А когда втолкнули туда Алексея Кузьмича, мальчишка с наивным видом спросил:

— За что они нас?

— Разберутся, парень. Ты-то, кажись, из этих мест…

Их отсадили друг от друга. Но Миша уже догадался, что надо говорить ему, когда спросят: «Пристал к дяденьке со стадом, чтобы прокормиться… коров доил…»

Было уже темно, когда их привезли в село, и, если бы не знакомый двор старосты — «свояка», разведчики не сообразили бы, где находятся.

Остатки расчлененной 6-й армии продолжали драться в полном окружении, пытаясь выйти к своим. Прорыв к реке Сенюхе захлебнулся. Враг предложил окруженным сдаться. Ответом был последний, отчаянный бой, попытка прорваться в северном направлении, где, по расчетам, могли еще находиться части 26-й армии.

Прорыв успеха не имел. Пробиться сквозь густое скопище вражеских войск оказалось не под силу. Уцелевшие разрозненные группы 6-й армии стали выходить из окружения самостоятельно. Шли на Кировоград.

…Михаил Степанович Пригода с тремя командирами штаба армии и несколькими красноармейцами остановились на дневку в селе Вербки. Пожилая хозяйка хаты, готовя на тагане ведерный чугун еды, рассказывала:

— Недолго носились тут немцы, утром понаехали, к вечеру исчезли. Они вдоль больших дорог держатся… Собирали нас возле школы. Пузатый фриц с грузовика орал: «Господа! Мы вас освободили…» А сам все об уборке хлеба надрывался. «Новый порядок», говорит, требует свой порядок. Обещал землю и колхозное добро, которое они уже понахапали, между всеми распределить. Церковь обещал восстановить, а в религиозные праздники разрешить молиться, не работать.

— Объявления какие-то на столбах, о чем они? — спросил Михаил Степанович, собираясь бриться.

— Приказов понавешали, — выглянула в окно хозяйка и пошире растянула штору. — Четырнадцать пунктов расписали, и в каждом — расстрел: за неподчинение, за порчу проводов, телеграфных столбов, уничтожение хлеба, скота… Все-то я и забыла.

— Старосту избрали?

— В тот же день, — присела рядом с Пригодой хозяйка. — На работу каждый день гоняет. Осенью обещают по двенадцать пудов зерна на человека дать.

— И вы поверили? — Очень уж задело Михаила Степановича это обещание.

— Нешто народ глупый, сразу поняла хитрость: побольше хлеба собрать желают и вывезти. Как тут быть?

Мыльная кисточка в руке Пригоды еще некоторое время продолжала ходить по щеке, но все медленнее, останавливаясь.

— Как быть? — повторил Михаил Степанович задумчиво. — Желательно, чтобы ничего врагу не досталось.

— Легко сказать, — пошла к таганку хозяйка. — Они вон, пока день стояли, шесть раз заставляли корову доить. Всех курей переловили, один кобель остался, и того чуть не прибили.

Будь этот разговор с мужчиной, Пригода никак бы не удовлетворился таким несложным ответом. Но перед ним стояла пожилая женщина, и он счел достаточным то, что услышал.

А та не успокоилась:

— В Каменке вон мальчишка ухлопал спящего офицера, глупый, у себя на квартире расправился, повесили его. Да еще семнадцать школьников собрали возле клуба и расстреляли. Запугивают народ.

…Спали на сеновале. Дежурили по очереди. Хозяйка пошла раздобыть гостям еды на дорогу. Вернулась с пожилым дядькой на телеге.

— Получайте харч, — сдвинула с задка сено женщина. — Хлеба на всех, сала… Деверю вот спасибочки, выручал.

Деверь сразу с вопросом:

— Правду балакают фрицы, будто и Ленинград и Москва окружены?

— Врут, конечно, языком-то они уже и Киев взяли, — ответил Пригода с усмешкой.

— Во-он оно что, — потер седой затылок дядька. — А японец, турка ничего?.. Ну на Кавказе, на Востоке нет войны?

— Кто это говорит? — насторожился Михаил Степанович.

— Захватили, толкуют…

— Ерунда, — отмахнулся Пригода. — Два дня назад там тихо было… Спасибо вам. От Советской власти спасибо. Прощевайте пока.

— Эх, хошь бы дня на три она вернулась, Советская власть, — сверкнули у дядьки глаза. — Перевешали бы сволочей, которые фашисту зад лижут, а потом и помереть не страшно.

— Вернется, и навсегда, это я вам твердо говорю, — заверил Михаил Степанович и низко поклонился хозяйке. — Вернемся, мать!

До заседания Военного совета фронта Плесцов не смог доложить Михееву оперативную информацию из особых отделов армий и корпусов.

— Погоди, такие бумаги наши захватили у врага, не до чего сейчас, — отмахнулся от него Анатолий Николаевич. — По пути в штаб доложишь, возьми материалы.

В кабинете у Михеева находились Ярунчиков и вернувшийся из вражеского тыла Сева Бугаенко, а сбоку стола склонился над бумагами переводчик Акопян. Разговаривали тихо, чтобы не мешать лейтенанту переводить на русский язык немецкие документы: два приказа генерала Штапфа и директиву с анализом боевых действий на киевском направлении за минувшую неделю.

Акопян торопился, но писал старательно, потому что Михеев следом за ним читал перевод и делал себе выписки — самое главное, о чем собирался доложить на Военном совете. Анатолий Николаевич успел сразу при появлении Бугаенко расспросить его о работе разведывательных групп в тылу врага, о связи с партизанским подпольем — сам давал Стышко явки, полученные от Бурмистенко, интересовался, как удалось достать принесенные немецкие документы, стал просматривать их и тут же вызвал Акопяна, отложив беседу с разведчиком на более позднее время.

Воспользовавшись моментом, Ярунчиков спросил Бугаенко:

— Где линию фронта переходили?

Сева перевел на него свои большие глаза.

— Я не переходил… А то бы так скоро не добрался.

— Да как же вы?! — изумленно вырвалось у Никиты Алексеевича, что Михеев даже обернулся. — Сплошной линии обороны, что ли, не оказалось?