Григорий Ревзин - Колумб

Когда надсмотрщики-испанцы обедали, туземцы, подобно голодным собакам, бросались под стол подбирать кости, которые те иногда кидали им: обглодав и высосав кость, они растирали ее между камнями в порошок и «посыпали им свой кассавный хлеб, чтобы не пропала ни малейшая частица такой драгоценности.

Если индеец, доведенный до крайности, в надежде избавиться от тяжкого и непрерывного труда и варварских истязаний своих мучителей, искал спасения в горах, — его преследовали, как дикого зверя, секли без милосердия и, чтобы предупредить новую попытку к побегу, заковывали навсегда в кандалы.

Множество этих несчастных жертв погибало до истечения срока, определенного для работ. Те, которые переживали его, получали позволение вернуться домой, с тем, чтобы в следующем году опять явиться на работу в назначенное время. Но их жилища, большей частью находились в 40, 60 и даже 80 лигах от места работы. А все путевые запасы их состояли из небольшого количества кореньев, сладкого перца и кассавного хлеба.

Изнуренные продолжительной и тяжелой работой, многие из них не имели сил добраться до дому. Я часто встречал их: иные валялись мертвые среди дороги, другие с трудом переводили дыхание от усталости и изнеможения, сидя в тени под деревьями. Некоторые, борясь со смертью, произносили слабым голосом: «есть… есть…». Наконец, те, которым удавалось добраться до жилищ, находили их чаще всего пустыми. В продолжение восьмимесячного их отсутствия жены и дети их разбрелись или умерли; поля, единственный источник их пропитания, заросли травой. В унынии, в изнеможении им ничего не оставалось, как только ждать у порога своих хижин медленной смерти».

Если туземцы делали попытки сбросить с себя иго пришельцев, в области, охваченные восстанием, направлялись карательные отряды, истреблявшие для острастки поголовно всех.

Тот же Лас Касас повествует об усмирении племени Чигаев, происходившем незадолго до возвращения Колумба на остров.

«Овандо отдал приказ предать огню и мечу провинцию Чигей… Когда испанцы достигли границы Чигея, на всех высотах вспыхнули огни. Широкие столбы дыма, оповестив жителей о приближении неприятеля, распространили всеобщую тревогу. Старики, женщины и дети были удалены немедленно в уединенные пещеры, скрытые в лесной чаще, а воины занялись приготовлением к бою.

Испанцы вступили в открытую безлесную равнину, удобную для действий кавалерии. Захватив в плен нескольких туземцев, они стали допрашивать их о силах и намерениях неприятеля, но не получили никакого ответа. Испанцы прибегли к пытке, но также без всякого успеха — дикари остались непреклонными среди истязаний. Этот народ предпочитал смерть измене.

Испанцы продолжали углубляться внутрь провинции и в одном селении были встречены соединенными силами нескольких второстепенных кациков. Дикие воины ждали их, выстроившись вдоль улиц, со своими луками и стрелами, но совершенно нагие и без всякого прикрытия. При появлении врагов они подняли ужасный вопль и пустили в них тучу стрел, но с такого расстояния, что ни одна стрела не достигла цели. Испанцы ответили залпом арбалетов и ружей. Индейцы, увидев, что многие из них упали мертвыми, обратились в бегство, не дождавшись атаки шпагами. Но и в бегстве они проявляли большое мужество: некоторые воины вырывали из своих ран стрелы, глубоко вонзившиеся в тело, ломали и грызли их зубами и в бессильной ярости бросали их в испанцев.

Разбитые и рассеянные чигаи устремились с семьями к своим естественным крепостям — горным пещерам — и укрепились в них. Испанцы преследовали их, но с величайшим трудом. Проводниками им служили несколько пленных, которых они принудили к измене неслыханными истязаниями. Они гнали их перед собой на веревке, обвязав одним концом шею своей жертвы, а другой держа в руке. Некоторые из несчастных, достигнув края пропасти, кидались в нее стремглав, стараясь увлечь за собой и своих тиранов.

Наконец, испанцы открыли убежище побежденных и не пощадили ни возраста, ни пола. Все, даже беременные женщины и матери с детьми на руках, пали под ударами бесчеловечных убийц».

Таково было положение на острове — излюбленном детище Колумба.

Адмирал стал торопиться с отъездом в Испанию. Починили каравеллу, на которой он прибыл из Ямайки. Командование над ней принял Бартоломео. Сам Колумб и его сын поместились на другом судне, нанятом для их переезда. Обе каравеллы отплыли из Эспаньолы 12 сентября 1504 года.

Колумб почти не подымался с постели до самого прибытия в Испанию. 7 ноября суда бросили якорь в Сан Люкаре,

Адмирала снесли на носилках на пристань и отвезли в близлежащую Севилью. Старый, больной, измученный непосильными трудами, он теперь больше всего нуждался в покое. Подагра почти парализовала его. В дни, когда физические его страдания несколько ослабевали, он порывался направиться в Сеговию, где был в то время двор, но это были обманчивые, кратковременные облегчения, за которыми следовали новые жестокие приступы болезни.

Он отправил брата и сына в Сеговию отстаивать его интересы перед королями. Сам он мог только писать Фердинанду и Изабелле и немногим оставшимся у него при дворе покровителям.

Нескончаемые дни вынужденного безделья, долгие бессонные ночи. Колумба преследует одна и та же мысль, давящая, как жернов. Восемь лет бился он за принятие своих условий. Он честно выполнил все свои обещания королям. Как же случилось, что они отступили от своих клятвенных обязательств? Ему не только не уплатили условной части доходов, но безнаказанно отобрали все, что он имел на Эспаньоле.

Индиями управляют помимо него, пожизненного вице-короля. Он, адмирал моря-океана, не знает даже, какие капитаны плавают в открытых им морях.

Колумб не хочет еще сдаваться. Каждый день пишет он письма королям, своим покровителям, сыновьям, брату. Исписанные неровными строками листы — теперь единственная его связь с миром. Писать он может только ночью. Днем пальцы сводит судорога, они не могут удержать пера.

«Губернатор поступил со мною жестоко, — пишет он Диего, — все уверяют меня, что мне следует от одиннадцати до двенадцати тысяч кастелянов, а я не получил и четвертой части. Я не получаю ничего из моих доходов и живу в долг».

Он просит сына, состоящего на службе королевы, добиться от нее уплаты жалованья участникам последней его экспедиции. «Они бедны, и вот уже около трех лет, как оставили свои жилища. Они подвергались бесчисленным трудам и опасностям и принесли на родину весть о новых золотых месторождениях Верагуа».

Он направляет королям свои отзывы и советы, касающиеся дел Эспаньолы. Его глубоко обижает посылка в Сан Доминго трех епископов без его ведома. Но советы Колумба, как и его жалобы и просьбы, остаются без ответа.