Иван Стаднюк - Меч над Москвой

- Вот у меня дислокационные ведомости, товарищ Сталин. - Шапошников положил на рабочий стол папку и раскрыл ее. - Тут, в основном, военные училища и академии, тыловые учреждения, дивизии НКВД, истребительные батальоны, местные охранные части... После донесений воздушной разведки командование Московского военного округа уже приняло ряд мер, весьма важных и своевременных.

Сталин кинул негодующий взгляд на Берию и сказал:

- А нам докладывали, что эти меры провокационные! Чушь собачья! Как все могло случиться?!

- Конев ведь совсем молодой командующий, - деликатно напомнил всем маршал Шапошников.

- А вот вашего Конева надо судить! - взорвался Сталин. - Сам не сумел принять нужных решений и нас держал в неведении, успокаивал. Где он сейчас, Конев?!

- Запасной командный пункт Западного фронта намечался в Красновидово, близ Можайска. Наверное, переезжает туда из-под Гжатска.

- Бежит под прикрытие Московского моря! - Сталин невидящим взглядом обвел членов Политбюро и резко сказал: - Надо нам самим разобраться в том, что произошло у нас на Западном направлении и почему мы проморгали такую основательную подготовку немцев. Я предлагаю создать комиссию... во главе с товарищем Молотовым как заместителем Председателя Государственного Комитета Обороны. Пусть поедет комиссия в Красновидово, разберется на месте!

- Я тоже готов поехать к Коневу, - подал голос маршал Ворошилов.

- И мне бы надо посмотреть войну поближе, - сказал Маленков, обращаясь к Сталину. - Много непонятного.

- Хорошо, - согласился Сталин. - Нужен еще представитель Генерального штаба.

- Может, целесообразно включить в комиссию генерала Василевского? полуутвердительно предложил маршал Шапошников. - Надо действительно определить возможности Конева командовать фронтом и в дальнейшем при такой неустойчивости обстановки.

- Хорошо, пусть едет и Василевский! - Сталин задержал взгляд на Шапошникове, о чем-то размышляя. После затянувшейся паузы вдруг сказал: - А насчет Конева... Я предлагаю отозвать из Ленинграда генерала армии Жукова и поручить ему Западный фронт...

Никто не возражал против этого предложения.

Затем, обсудив сложившуюся обстановку в районах Вязьмы и Брянска, осмыслив, сколь велика опасность, нависшая над Москвой, Государственный Комитет Обороны принял решение о мерах защиты столицы. Согласно этому решению Ставка отдала приказ о Приведении Можайской линии обороны в боевую готовность. К ней спешно надо было выдвинуть из резерва шесть стрелковых дивизий, шесть танковых бригад, более десяти артиллерийских противотанковых полков и пулеметных батальонов. Также было принято решение о переброске нескольких дивизий с других фронтов и Дальнего Востока.

Это был вечер 5 октября 1941 года, когда курсанты военных училищ Московского военного округа уже вступали в неравные бои с передовыми фашистскими частями, устремившимися к Москве. И это был канун того трагического для наших армий, находившихся западнее Вязьмы, момента, когда кольцо вражеских дивизий замкнется и они, окруженные армии, начнут упорную борьбу, погибая и прорываясь сквозь заслоны фашистских войск...

Военные события осени 1941 года нарастали с обвальной стремительностью.

Члены Политбюро покинули кабинет Сталина. Маршал Шапошников остался согласовывать проекты последних директив Ставки. Сталин молча вчитывался в бумаги, и стояла в кабинете такая мучительная тишина, что Борис Михайлович не выдержал и нарушил ее:

- Товарищ Сталин... Когда мне становится очень тяжело в моем кресле начальника Генерального штаба, я вспоминаю слова русского священника-просветителя Феофана Прокоповича. В 1709 году после великой победы под Полтавой Петр Первый прибыл в Киев и в соборе святой Софии служили молебен. Прокопович, обращаясь тогда к царю и его воинам, сказал: "Узнают ближние и соседи наши и скажут: яко не в землю нашу, но в некое море взошли силы свейские, погрузились, как олово в воду, и не возвратится вестник от них в свою отчизну".

Сталин тяжело вздохнул и ничего не ответил.

22

Время... Оно тянется то с утомляющей медлительностью, особенно если пребываешь в ожидании, то ударом молнии переметывается из одного дня в последующий. При всем желании не ускорить его, но и не удержать на месте. Зато разумом, сердцем и всем телом осязаемы события, наполняющие время и являющиеся сутью его течения. Каждый человек по-своему измеряет бег времени, измеряет самим собой: своими чувствами, заботами, тревогами, болью или радостью...

Для маршала Шапошникова весь октябрь был кровоточащей и саднящей раной в сердце. Выслушивал ли доклады начальников управлений и отделов Генштаба, вчитывался ли в оперативные сводки, донесения, справки, всматривался ли в топографические карты с нанесенной обстановкой на фронтах, почти физически ощущал неудержимый бег времени, его нехватку, сжатость суток и недель. Будто исчезал воздух и сердце захлебывалось в судорожной жажде кислорода. События, вызревшие в катастрофу, ревущим смерчем надвигались на Москву, и он, Борис Михайлович, как начальник Генерального штаба, не мог избавиться от укоряющей мысли, что должен был заранее предугадать рождение и направление смерча и нацелить Ставку, Генеральный штаб и штабы фронтов на принятие мер по упреждению замыслов фашистского командования. Но случилось непредвиденное - не оправдались надежды на прочность оборонительных рубежей Западного, Резервного и Брянского фронтов, а их командующие со своими штабами не разгадали уловок немецких генералов. Впрочем, дело было не в уловках оперативного значения и даже не в том, что противник накопил в направлении Москвы превосходящие силы и средства. Сейчас стало ясно, что Ставка и Генеральный штаб элементарно ошиблись в определении места очередного главного удара противника, промедлили с принятием и тех решений, которые еще летом предлагал член Ставки генерал армии Жуков, раньше других узревший гигантский молот, занесенный над Юго-Западным фронтом.

Может, именно поэтому, когда в Ставке после прорыва немецких мотомеханизированных сил к Юхнову и Малоярославцу убедились, что над Москвой нависла реальная угроза, тут же встал вопрос об отзыве Жукова с Ленинградского фронта.

6 октября Жуков прилетел в Москву. Сталин был простужен и принял Жукова на кремлевской квартире. Подойдя к столу, где лежала топографическая карта с обозначениями обстановки на Западном, Резервном и Брянском фронтах, Сталин указал на район Вязьмы:

- Вот смотрите. Здесь сложилась очень тяжелая обстановка. Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска, мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать...