Татьяна Щепкина-Куперник - Дни моей жизни и другие воспоминания
- Название:Дни моей жизни и другие воспоминания
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Захаров
- Год:2005
- ISBN:5-8159-0522-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Щепкина-Куперник - Дни моей жизни и другие воспоминания краткое содержание
Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, правнучка великого русского актера Михаила Щепкина и дочь видного киевского адвоката Льва Куперника, с ранних лет была связана с московской артистической средой, дружила с А. П. Чеховым, М. Н. Ермоловой.
Писательница, автор стихотворных сборников, пьес, рассказов и повестей, Щепкина-Куперник известна прежде всего классическими для своего времени переводами драматургии Э. Ростана, У. Шекспира, Лопе де Веги, Мольера, К. Гольдони, Р. Б. Шеридана.
Картина литературной и театральной жизни Москвы в конце XIX — первой четверти XX в. живо запечатлена в ее мемуарах «Дни моей жизни» (1928) и «Театр в моей жизни» (1948).
Дни моей жизни и другие воспоминания - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Для них писал свои «маскарады и триумфы» Бен Джонсон, и корпорация юристов устраивала пышные «pageants» — зрелища, блиставшие роскошью. Мифологические боги, исторические герои, чудовища и сказочные звери — все было там. Как описывает эти зрелища Бэкон, «в них было не только богатство, но и вкус: танцы под пение, чередовавшиеся хоры, яркое освещение, великолепные одежды, цвета большей частью белый, алый и зеленый оттенка морской воды. Внезапно распространявшееся повсюду благоухание дорогих ароматов». Все это можно было видеть в Темпле. Давался парадный обед, традиционные рождественские индейки и пылающие плампудинги, а по окончании обеда, по обычаю, судьи, лорды и шерифы спускались со своего возвышения, на котором обедали, и открывали танцы, в парадных мантиях своих выступая торжественно, несмотря на то, что у многих изрядно «набито было брюшко каплуном», как говорит Шекспир, и вели пляску, уступая затем место молодежи, продолжавшей веселиться при свете сотен восковых свечей.
Если посмотреть с этого возвышения для почетных гостей в зал, видны и богатая резьба деревянной отделки зала, и щиты, и вооружение елизаветинской эпохи по стенам, и гобелены, и картины — все это сохранилось нетронутым с XVI века. За этими самыми дубовыми столами триста лет назад собирались многие из тех, чьи имена я читала на памятниках в аббатстве. Лучшие умы и таланты Англии за веселой трапезой обсуждали последние произведения Бэкона, последнюю трагедию Шекспира, веселились над последней выходкой актера Бербеджа…
В этом самом зале в 1601 году, когда рождественские празднества затянулись до «Candlemass» (праздник в честь девы Марии 2 февраля), была представлена комедия Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что вам угодно»; Шекспир тогда еще не уезжал из Лондона, эта дата записана в дневнике студента, хранящемся ныне в Британском музее.
Театры «Глобус» и «Блэкфрайэрс», в которых давалось большинство шекспировских пьес, давно не существуют. Но их обессмертил Шекспир, и имена их не исчезли. Конечно, для Шекспира не надо никаких ассоциаций, чтобы он жил в нашей памяти. Но все же для меня было что-то необычайно волнительное в том, что этот великолепный зал Миддль Темпля остался от его времени, что в этих стенах, в этой почти не изменившейся обстановке современники Шекспира слушали его пьесу! Что здесь звучали его слова, раздавались его шаги и друзья приветствовали того, кого ласково называли «gentle Willy» — «кроткий Вилли».
Побывала я и в Виндзоре. В очаровательном виндзорском парке я уже не нашла того «дуба Хэрна», около которого проказницы, виндзорские кумушки, шутят свои шутки с Фальстафом. Этот великан стоял до половины XIX века, он погиб от удара молнии. На его месте посадили новый дуб в его память.
Наконец надо было расстаться с Лондоном, и настал тот день, которого я ждала с каким-то трепетом. Я вышла из вагона в Стратфорде и совершенно забыла о близости шумных промышленных центров Англии, о паровозах и автомобилях: кругом меня все было овеяно магией прошлого.
Стратфорд стоит на реке Эвон. Она протекает по всему городу и быстро уходит в поля, в леса — в те самые леса, где, по преданию, скрывался и жил Робин Гуд, любимый народный герой Англии, «добрый разбойник», «грабивший только тех, кто живет за чужой счет, и никогда не обидевший пахаря».
На берегах этой реки родился «Эвонский лебедь». По зеленой глади ее сейчас скользят белые лебеди, не пугаясь рыбачьих лодок… Я смотрела на красавицу реку и вспоминались строки:
…Седые ивы
Глядятся в зеркало кристальных вод.
Мы сели в лодку и поплыли вниз по реке. В воде отражались пышные деревья, сады, красивые очертания Шекспировского музея, вдали виднелся шпиль старинной готической церкви. Под прибрежными ивами сидели рыболовы с удочками, девушка в белом лежала на яркой траве… Картина была необыкновенно мирная. День лучезарный. И как всегда в морских странах, при солнце надо всем стояла голубая дымка, которую так хорошо изображают английские пейзажисты.
Стратфорд — сплошной цветущий сад. Всюду розы. Они росли в садах, свешивались через заборы, увивали крыльца белых коттеджей…
Старинный белый дом с коричневыми балками и облицовкой окон, где родился Шекспир. Неподалеку — школа, тоже белая, с коричневыми полосами, где он учился. Дома с черепичными кровлями, с выступающими вперед верхними этажами. В них сохранились огромные камины, с крючками внутри для подвешивания котелков, с железными «собачками», чтобы класть поленья. Сохранились темные балки потолков, окна с переплетами, как было триста лет назад. Всюду стоит мебель того времени.
Были мы и в коттедже Анны Хатауэй, жены Шекспира. Там тоже почтенные, темные балки, разрубить которые было так же невозможно, как каменные, — так затвердело дерево. Очаг, кровать с резными столбами и балдахином, утварь — все было той эпохи и помогало ясно представить себе обстановку, в которой жил Шекспир. Мы, конечно, были и в музее, очень богатом, где буквально тысячи изданий Шекспира, связанные с ним картины, портреты. Но, как всегда, музей не дает такого живого впечатления, как то, которое получается в домах, где сами стены — свидетели прошлой жизни. Принято говорить: «и у стен есть уши», я бы сказала: «и у стен есть язык», которым они красноречиво рассказывают о тех, кто в них жил… В саду коттеджа Анны Хатауэй трогательно выращивают все цветы, о которых Шекспир упоминает в своих произведениях, начиная с тех, которые так очаровательно перечисляет Пердита в «Зимней сказке»:
…Лаванда, мята, майоран
И ноготки, что спать ложатся вместе с солнцем
И вместе с ним встают в слезах, нарциссы,
Предшественники ласточек, фиалки,
Чей цвет нежней дыхания Венеры… —
кончая той «рутой и горькой, как раскаянье, полынью», о которой говорит Офелия в своем безумии, и «алыми и белыми розами». Весь этот садик — один душистый букет в память великого поэта.
Я дала волю своему воображению, впрочем, руководствуясь только достоверными данными, имеющимися у нас о Шекспире.
Ясно представляла себе его жизнь: юные годы в Стратфорде… Жизнь мирного городка легко нарисовать себе из произведений самого Шекспира. Лучше всякого исторического учебника. Где же еще мог поэт наблюдать, как не на своей родине, хотя бы он и переносил действие капризно, например, в Богемию, праздник стрижки овец, когда все местечко рядилось, пело и плясало, а добрые хозяйки сбивались с ног, чтобы угостить друзей, работников и всякого случайно забредшего пришельца пенистым элем и пудингами, или перенося в Данию «Валентинов день», праздник влюбленных, обменивавшихся в этот день записками, стихами и подарками, что велось в Англии до последнего времени… или, наконец, в Иллирию — праздник «Двенадцатой ночи», когда запекали монетку в пирог и гадали, кому она достанется, а вечером у камелька пекли яблоки и рассказывали друг другу сказки и небылицы о феях, духах и проказнике Пэке, который
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: