Георг Даль - Последняя река. Двадцать лет в дебрях Колумбии

Скальные уступы стискивали пенящийся поток, загоняя его в желоба, где из клочьев пены торчали каменные глыбы, словно зубы дракона. Пороги чередовались с заводями, посмотришь — тишь да гладь, вдруг снизу пропарывает воду серо-черная коряга, делает несколько быстрых оборотов и снова пропадает. Да, такая штука запросто может пробить днище лодки. Я не один десяток тысяч километров прошел по южноамериканским рекам, и были среди них довольно буйные, но мне никогда не доводилось иметь дело с таким монстром, как эта Ангостура.

Мы сразу убедились, что форсировать пороги на лодке нельзя. Придется разгрузить ее, вещи перенести по берегу, а затем попытаться провести пирогу на веревках. К сожалению, не все вещи можно было тащить через здешние камни. Решили бочки с горючим и другие тяжести оставить на борту; наиболее уязвимое и ценное имущество отнесем на себе. Сколько я ни возражал, меня назначили стеречь лодку. Шесть человек пошли с ношами по берегу; через час пятеро вернулись, а спутник дона Хусто остался ниже порогов присмотреть за вещами.

Привязав покрепче груз веревками и лианами, мы повели лодку вниз по бурной стремнине. Хусто Рамирес сбросил свою латаную европейскую одежду и шел босиком, в одной набедренной повязке. Вряд ли нам удалось бы справиться с такой задачей без этого золотого человека. Вот он, поднявшись на скалу, руководит, выбирает единственный проходимый желоб, а вот уже стоит вместе со всеми по пояс в воде, и жилистое стариковское тело изогнулось дугой…

Мы трудились усердно, как бобры. Тянули, толкали, дергали, тащили. На иных участках удавалось продвинуться за час от силы метров на сто. Выбьемся из сил, обвяжем буксирные концы вокруг камней, а сами ложимся на землю и отдыхаем. И как раз в такие минуты непременно что-нибудь случится. Скажем, буксирный конец развяжется или перетрется о камень. Беги скорей к лодке и лови ее, пока не унесло течением и не разбило о подводные камни или о палисадас. Борешься с течением, перед глазами мелькают красные пятна, воздуха не хватает, сердце колотится, силы на исходе. Лодка скачет, виляет, кренится, но руки не выпускают веревки, и ты открываешь в себе еще какие-то запасы энергии, о которых даже пе подозревал. А там и Карлос Альберто с Матеито подоспели тебе на помощь, один с рычагом, другой с веревкой. Только перевел дух и по-настоящему осознал, до чего же ты уже успел устать, как опять пора браться за лодку и держать ее, напрягая все силы и мечтая, чтобы эта адская лестница поскорее кончилась или чтобы нашелся по меньшей мере один желоб, который можно пройти по-человечески, действуя шестом и веслами. Какое там, каждый новый порог — хуже предшествующего, а руки и ноги ноют, ноют уже так долго, что начинают неметь. Пот заливает глаза, ноги подкашиваются… Впереди торчит высокая скала. Какая каверза прячется за ней?

Я стоял по грудь в воде, судорожно сжимая борт долбленки окровавленными ладонями. Течение здесь было не такое стремительное. Я напрягся, приготовившись толкать лодку дальше. Кто-то взял меня за кисти.

— В лодку, профессор, — донесся откуда-то издалека голос дона Хусто. — Ниже порогов можно и на пираний наскочить.

Фред буквально выдернул меня из реки. Я сел на дно пироги, машинально взял черпак и принялся вычерпывать воду. Луис, Матеито и Карлос Альберто гребли. Лодка обогнула скалу — и открылся вид на широкий плес. Яркое солнце, речной простор, и никаких порогов. Никаких порогов! Пляжи, галерейные леса, ни одной скалы. Цапли стоят на берегах, в воздухе летают утки. А вон и индеец дожидается. Мы подошли к берегу, установили мотор, Луис дернул стартерный шнур. Мотор подавился кашлем, потом родился ровный рокот. Мы слушали его, как любитель музыки слушает Бетховена. Этот звук был словно бы окончательным, неопровержимым доказательством того, что пороги Ангостуры остались позади, мы вышли на просторы Гуавьяре. Да, это уже другая река.

Погрузив вещи, мы взяли курс на ближайший пляж, развели там костер, сварили кофе и повалились на песок отдыхать. Хосе и Матеито поймали на опушке леса кузнечиков и занялись рыбной ловлей. Они быстро извлекли из воды трех чудесных «дорад» Salminus hilarii, так похожих на красавиц «рубиа» из Магдалены и Сину (в реках к западу от Анд «дорадой» называют совсем другую рыбу — Salminus affinus). И вот уже разносится заманчивый запах жареной рыбы, а Фред отыскал банку с галетами. Подзакусив, мы нашли в себе силы натянуть гамаки и сетки от комаров, развесить для сушки мокрую одежду. Потом опять сели есть и пить кофе. В тот вечер беседа у костра не затянулась.

Едва ли не самый приятный момент в таком походе — это когда можешь себе сказать, что труднее уже не будет, дальше все ойдет легче. Сейчас мы вовсю наслаждались этим моментом.

Дон Хусто и его родич расстались с нами сразу за Ангостурой. Раньше они собирались идти до ближайшего селения, чтобы купить там соль и спички. Но мы им дали все необходимое. Не в подарок — это могло бы выглядеть как милостыня. И не за то, что они помогли нам справиться с Ангостурой. Фред заикнулся было о вознаграждении, но вовремя увидел, как сверкнули глаза старого креола, и ограничился словами благодарности.

Все было сделано достойно, мы произвели обмен, приобрели у них шкуру исполинской выдры и ожерелье из зубов и когтей. Причем один коготь заставил нас, натуралистов, вытаращить глаза: он принадлежал исполинскому броненосцу, который, как утверждают все источники, встречается только по ту сторону Амазонки. Мы попытались выяснить, откуда этот коготь, но спутник дона Хусто, Хосе, не мог нам сказать ничего определенного. Он выменял его у индейца из племени тукуна, что обитает в районе Летисии. А вообще, он слышал от людей, что исполинский броненосец, хотя и очень редко, встречается по эту сторону великой реки.

За шкуру выдры старики получили вдоволь соли, спичек и рыболовных крючков, а за ожерелье они взяли нож, зажигалку с запасными кремнями и бензин в плотно закупоренной бутылочке. Обе стороны остались довольны, и два странника направились по неведомым лесным тропам через водораздел обратно, в область индейцев карихона и кубео, где реки текут в Амазонку.

Напоследок дон Хусто снабдил нас добрыми пожеланиями и советами; сказал, в частности, где есть смысл поискать супаи има има.

Дон Хусто и Хосе попрощались с нами и ушли, а мы, пятеро в одной лодке, продолжили наше плавание вниз по реке. Теперь нас увлекал за собой не стремительный поток Гуаяберо, а тихие воды широкой Гуавьяре. Просторное русло, низкие берега, длинные пляжи с гравием и песком. Иногда попадется крутой песчаный яр, но и они, чем дальше, тем ниже. Болота кишели птицами, больше всего было цапель. Потом я увидел первую стаю красных ибисов [28] Красный ибис (Guara rubra). Самый красивый представитель семейства ибисов. Все оперение его кроваво-красного цвета. Распространен в тропиках Южной Америки. Гнездится по берегам рек и в мангровых зарослях на морских побережьях. , они парили на светло-зеленом фоне болота, словно ожившие цветы. Верный знак того, что мы приближались к Ориноко.