Федор Палицын - Записки. Том II. Франция (1916–1921)

Каменева {448}не знаю, но при нем начальником штаба Павел Павлович Лебедев {449}и у него есть опыт, знания и большая трудоспособность.

Тухачевский {450}говорят, семеновский офицер, молодой. Может быть, он пылкий, способный и даже разумный. Но это маловато. До сих пор у него идет не дурно. Говорю не дурно, ибо доходящие сюда сведения очень общего характера. Общее управление и связь в событиях ощущается, и это очень много. Главный вопрос, что из себя представляет армия во всей ее совокупности, считая с тылом. Если армия вынуждена жить средствами сильно истощенной и обобранной страны, то в конце концов такой порядок может привести к большим осложнениям, невыгодным для порядка в армии, тем более что для реквизиции наши люди применяют скверные методы, не далекие от грабежа. Сомневаюсь, чтобы армия, так живущая, могла бы долго выдержать и не потерять главного – порядка.

Вчера Безобразов привел ко мне французского чиновника Министерства иностранных дел Richard de Kéranze 1er c. Guy de Maupassant [134]. После 2-х с лишним лет имел разговор с французом.

Он признался, что они в большом затруднении. Что делается собственно в России, не знают; как относиться к современным условиям в России, не ясно. Они живут в постоянных противоречиях. Разговаривали долго.

Хотя господин Керанз заявил, что он говорит официально, но это был просто разговор, ибо какая же могла быть официальность между мной и неизвестным мне господином. Говорил я, и это, сознаюсь, было неумно. Но по старости лет делаешься болтливым. Я мог ему высказать: не верю, чтобы красная армия имеет непременной целью Варшаву; по положению обеих сторон я усматриваю в этом выгоды для нее, как по положению ее на западе, так и вообще. Но решения исходят от людей, мышления коих мы мало знаем, которые ослеплены успехом, который вблизи может казаться большего размера, и потому предуказывать, что они сделают, я не могу. Наконец, мы совершенно не знакомы с состоянием русской и польской армии. У русских людей ненависти к Польше нет. Потеря Польши для России невозвратимая потеря, но ведь мы сами о ней заговорили в 1914-м году. Самые консервативные московские круги считают для России более выгодным ее отдельное существование, чем существование, как было намечено в 1914-м году. Нет основания думать, и все предшествующее в Прибалтийских провинциях и Литве до известной степени показывает, что Советы идут не на уничтожение самостоятельности лимитрофных государств, а на предоставление им самостоятельности не только de facto, но и de jure. Почему же с Польшей они поступят иначе. Отношения поляков к нам иные. Их отношения те же, что до 1772 года.

Говорить, что следует делать в настоящих условиях, я не буду.

Но не могу не высказать, что все содеянное с конца 1917 года Англией и Францией и теперь большевиками, все это идет на пользу Roi de Prusse. О нерасположении к французам говорить не буду. Русский народ никого не ненавидит. Мы много перестрадали от союзников и от Франции в частности, хотя капитальный вред России, по-моему, приносила не Франция, а Англия, первая была лишь попустительницей. Если Франция хочет быть другом, это ее дело, и я думаю, что Россия не отвергнет добрые ее чувства. Во всяком случае мужицкая Россия понадежнее Польши. «Керанз» говорил, что французы совершенно разочаровались в Польше. Неудивительно, ответил я ему. У вас все увлечения – сначала были русские, потом пошли англичане, американцы и наконец поляки. Я все это пережил и перестрадал, ибо я жил и работал, когда отношения с французами были честные, ясные и открытые, а с 1917 года пришлось переживать иное.

По отношении Врангеля сказал, что бросать его и изменять ему не следует, это будет нечестно и нехорошо. Его надо сохранить в целости и, применяясь к современным условиям, сдерживать его, а не оставлять. Спросил он меня о Vrais Russes [135]. Я ему сказал, что таких вообще нет, а есть русские – хорошие, неxoрошие, слабые и менее слабые. Если же говорить о настоящих русских, то это те, которые остались в России и не бежали.

Высказываться, что может повредить большевикам в данную минуту, не могу и не желаю, ибо по их ли воле или против их воли, они делают большое русское дело, и мы всей душою за успех их. Как они воспользуются им, никто не может знать, а ближайшее время это покажет. Относительно Германии я высказался, что Германия, по-моему, не может желать тесного объединения с Советами и Красной армией, да и России от этого никакой выгоды нет, и не думаю, чтобы советы пошли бы на это.

Предсказаниям Людендорфа не верю и убежден, что он, как главная причина поражения Германии, авторитетом в стране не пользуется.

Французы желают иметь сведения о России. Об этом вам следовало подумать с 1917-го года. Но лучше поздно, чем никогда. Одними французами вы ничего не сделаете. Осуществить это теперь труднее, чем раньше, но возможно. Не начав, ничего не будет. У вас много прекрасных офицеров Генерального штаба. Поручите им, они вам организуют это дело. Не будет ошибкой, если эти же органы будут проводить в то же время активную борьбу с большевиками. Если вы не будете знать, что делается в действительности в России и в широких массах, вы как были слепы, таковыми и останетесь.

Капитальный вопрос: идут ли большевики по пути всеобщей революции в Европе или устраиваются в России, я не знаю. Успехи, достигнутые ими над поляками, более касаются России. Строить фантастические узоры можно, но действительность русская не за это. Советское правительство не свободно для таких действий с оружием в руках, и оружие им нужно прежде всего для сохранения своего положения.

B «Temps» помещено, что восстали донские и кубанские казаки и захватили Таганрог и Новочеркасск. Они присоединились к Врангелю. Пока живет антибольшевистская группа на юге, имеющая основания рассчитывать на то, что она расширится, – всякие покушения большевиков на революцию в Польше, Германии путем проникновения их вооруженной силой считаю фактически неосуществимым. Если большевики, обнаглев успехом в северной части своего фронта {451}будут неудержимо наступать дальше, их может постигнуть большое разочарование.

Для людей, не привыкших и восторгающихся ими, успехи сильный яд. Успех большевиков, на мой взгляд, не сплотит, а разъединит господ Московских правителей, и разнородные течения их могут быть советскому правительству более опасны, чем полякам их поражения.

Из Константинополя сообщают, что генерал Врангель на территории, им занятой, осуществляет земельную реформу; главные основания которой изложены были в сообщении Струве «Problèmes paysans» [136](30-VI-20 «Temps»). Propriétaires foncièrs [137]и государственные, захваченные крестьянами, обращаются в их собственность. Особая комиссия, выбранная из крестьян, занимается этим делом. Уступка земель за вознаграждение.