Яков Слащов-Крымский - Белый Крым, 1920

19 ноября 1920 г.

Кр. «Алмаз»

Главнокомандующему Русской армией

Рапорт

В марте месяце этого года, когда Вы эвакуировались в Крым, защищаемый мною, Вы мне заявили о Вашем желании продолжать борьбу с большевиками.

Сейчас Вы мне ответили, что желающих продолжать борьбу благословляете.

Дальше, в марте же месяце, в 3 часа ночи, Вы мне заявили, что имеете возможность обеспечить всех военнослужащих в случае неудачи.

Прошло семь месяцев и Крым сдан. В августе месяце я доложил Вам, что благодаря Вашим помощникам Вы губите Родину, и просил отставки и суда. — Ваш ответ — отставка и суд вредны.

В момент Вашего крушения я просил назначения, — Вы меня назначили зрителем без власти.

Теперь всех сажают в лагерь военнопленных, а многие этого не желают. Не соглашавшихся с Вашей политикой даже не спрашивают, куда они отправляются.

На основании всего доложенного доношу: 1) голодаю, 2) голодают офицеры и солдаты и 3) спрашивают у меня: «За что?»

Я же ходатайствую перед Вами об ответе по тем обязательствам, которые Вы взяли на себя, принимая должность Главнокомандующего.

Я обращаюсь к Вашей чести, ко всему святому, что у Вас есть, и прошу: спасите Родину и обеспечьте борцов за ее счастье, хотя бы в ущерб своим интересам.

Вами обеспеченные бойцы под командой старшего из бойцов генерала Кутепова, хотя бы на новом фронте, исполнят свой долг.

Генерал-лейтенант

Слащов-Крымский

В этом рапорте, как видите, я выставил преемником власти главкома генерала Кутепова. Это для того, чтобы сохранился принцип преемственности власти, чтобы не было того, что принято называть coup d’etat. Правда, etat— государства у нас уже не было, но армия еще была.

И армия эта — Русская Армия, солдатом которой я был, есть и буду, — она умереть не может и не должна!

Но возвращаюсь к истории рапорта.

Что произошло на «Корнилове», куда Кутепов возил мой рапорт, я не знаю, ибо ответа никакого я на него не получил, но не могу не отметить, что после подачи этого рапорта Шатилов отдал распоряжение об исключении из армии всех генералов, не занимавших должностей, хотя бы эти генералы и желали остаться в армии, и о перечислении их в разряд беженцев.

Я не знаю, много ли честных, исполнивших свой долг людей было выброшено таким образом на улицы Константинополя без крова, пищи и, по типичному беженскому выражению, «без пиастров», но я знаю, что я — Слащов — отдавший Родине все, отстоявший Крым в начале 1920 года с 3000 солдат от вторжения 30 000 полчищ красных, — я, заслуги которого увековечил своим приказом сам Врангель, добавивший, по просьбе населения, к моей фамилии наименование «Крымский», — я выброшен за борт.

Я говорю все это не для того, чтобы хвастать своими заслугами, я намеренно подчеркиваю, что о них говорил не я, а сам Врангель, но я хочу сказать только, что если так поступил штаб со Слащовым, то чего же ожидать от него рядовому офицеру или солдату?..

И вот под впечатлением этих мыслей и прочтя в газете «Presse du Soir» (№ 174) о собрании русских общественных деятелей и о вынесении ими резолюции, в которой они призывают к поддержке генерала Врангеля в дальнейшей борьбе против большевиков, я послал председателю этого собрания такое письмо:

Генерал-лейтенант Слащов-Крымский

1 декабря 1920 г. № 102

Константинополь

Председателю собрания Русских Общественных Деятелей

В № 174 газеты «Вечерней Прессы» (29 ноября 1920 г.) помещена заметка о собрании Русских Общественных Деятелей, объединившихся на следующих основных лозунгах момента: «продолжение борьбы с большевиками и сохранение преемственности власти ген. Врангеля, действующего в полном единении с широкими общественными кругами».

Для восстановления истины я, удержавший Крым, в конце 1919 г. и первую четверть 1920 г. и передавший эту оборону последней пяди Русской земли генералу Врангелю, считаю не только своим нравственным правом, но и долгом запросить Вас как представителей общественных организаций:

1. Известно ли Вам количество средств, переданных генералу Врангелю при уходе генерала Деникина?

2. Известно ли Вам, что генерал Врангель обещал мне лично, принимая должность Главнокомандующего, обеспечить всех бойцов и их семейства, даже в случае несчастья (вывоз вина, хлеба и золотой запас)?

3. Известно ли Вам, что все, до раненых включительно, голодают, а я, передавший ему власть, не имевший ни одного поражения, выброшен теперь за борт без всяких средств?

4. Известно ли Вам, что я об этом подал генералу Врангелю рапорт, прося вывести нас из тяжелого положения, обращаясь к его чести и всему святому, а он мне даже не ответил?

5. Известно ли Вам, что я с первых шагов деятельности генерала Врангеля неоднократно указывал ему на несоответствие некоторых окружающих его лиц, деятельность которых приведет к гибели Родины, и что после этого 4 августа 1920 г. я был освобожден от должности, якобы по причине расстроенного здоровья?

6. Известно ли Вам, что я предложил генералу Врангелю план обороны Крыма, аналогичный с зимней кампанией 1919–1920 г. и расширенный в смысле десантной операции. Основной идеей предложенного плана была невозможность обороняться зимою в окопах без жилищ (на Юшуньских позициях отсутствовали землянки). Маневренная защита была отвергнута генералом Врангелем. Все мои предупреждения оправдались действительностью, и общественные организации теперь выступают на поддержку виновников потери нашей Земли; к счастью, мои рапорта и телеграфные разговоры у меня сохранились и я рассчитываю найти где бы то ни было печатный орган, который оповестит мир о настоящих причинах нашего несчастья.

Надеюсь, что Вы обсудите эти вопросы и не откажете поставить меня в известность о Вашем на них заключении.

Адрес: Стамбул, квартал Везнеджилер, улица Де-Руни, дом Мустафа-Эффенди, № 15–17.

Примите уверения в совершенном почтении и преданности.

Уважающий Вас Я. Слащов

Недели через две я получил на это письмо такой ответ:

Его Превосходительству Генерал-лейтенанту СЛАЩОВУ-КРЫМСКОМУ

Милостивый государь! Ознакомившись с содержанием Вашего письма и вполне давая себе отчет в исключительно тяжелом положении, в котором оказались армия и беженцы, Бюро Политического Объединения считает долгом с особой настойчивостью настаивать на мысли о необходимости в переживаемый момент общественного и индивидуального единения организаций, групп и отдельных лиц, представляющих за границей антибольшевистскую Россию, не отрицая, вместе с тем, возможности ошибок, неизбежных во всяком, а тем более в исключительно трудном деле.

Прошу принять уверение в моем совершенном уважении и преданности.

Юренев

Вскоре после этого ответа генерал Врангель издал приказ о суде чести над генералами и секретно от меня самого предал меня этому суду. Суд этот, рассмотрев мое «преступление», совершенное, кстати сказать, до учреждения этого суда, не считаясь с тем, что дает закону обратную силу, вынес какой-то неизвестный мне заочный (без производства дознания и следствия) приговор, следствием которого был такой приказ: