Ирина Чайковская - Три женщины, три судьбы

Не думаю, что ошибусь, предположив, что боялся он упоминания своего имени в нежелательном контексте. Повод для боязни был. Летом 1858 года Григорович привез на дачу в Ораниенбауме, которую в тот год как обычно снимало семейство Панаевых вкупе с Некрасовым, известного французского романиста Александра Дюма. Неурочное появление гостя на маленькой даче вызвало недовольство хозяйки. Но остановлюсь, расскажу обо всем по порядку. Вначале необходимо прояснить некоторые сопутствующие обстоятельства, связанные с фигурой Григоровича.

В воспоминаниях А. Ф. Кони есть любопытное сравнение Григоровича с Тургеневым. По мнению Кони, они были похожи даже внешне, вот портрет Григоровича: «Высокий, седой в последние годы, с прядью волос, падавшей, как у Тургенева, на лоб, он во многом его напоминал в увлекательной прелести рассказов и отчасти в живости движений, их сопровождавших» [101] А. Ф. Кони. Памяти Д. В. Григоровича. Воспоминания о писателях. Л., 1965, стр. 87. . Прочла в «Воспоминаниях» Авдотьи Панаевой, что в редакции «Современника», в отсутствие Тургенева, публику развлекал Григорович. Можно предположить, что в сознании окружающих Григорович был некой «заменой» Тургенева, его — сказать ли? — несколько удешевленной копией. Современники подмечали и то, что Григорович «льнет» к старшему собрату (Тургенев был старше на четыре года), и то, что ведет себя в обществе сходным образом [102] «…как теперь слышится его звонкий голос, его одушевленные живые рассказы, пополняемые хотя мелкими, но яркими блестками остроумия», — вспоминает товарищ Д. Г. по инженерному училищу. См. Д. В. Григорович. Его жизнь и сочинения… Сб. Историко-литературных статей. Сост. В. Покровский. М., 1910, стр. 10. , и что осваивает, как и И. С., крестьянскую тематику. Тот же Валериан Панаев запальчиво оспаривал первенство Тургенева в изображении крестьян, приписывая эту заслугу целиком Григоровичу: «Тургенев в «Записках охотника» дал несколько эпизодических грациозных картинок, где попадались простолюдины, и только. Тогда как раньше этого явился Григорович с своими романами из народного быта…» [103] Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. Приложение: из «Воспоминаний» В. А. Панаева. М., Худ-я литра, 1987. Серия лит-х мемуаров, стр. 231. . Сейчас, с дистанции времени, читать подобное странно и смешно. Оба писателя практически одновременно опубликовали свои прозаические произведения, посвященные деревне [104] «Деревня» Григоровича вышла в 1846 году в «Отечественных записках», «Антон Горемыка» во втором номере «Современника» за 1847 год. Тургеневский «Хорь и Калиныч», счастливо начавший «Записки охотника», был опубликован в первом номере «Современника» за 1847 год. , но, если рассказы Тургенева до сих пор читаются как «маленькие психологические драмы» (а вовсе не «грациозные зарисовки»), погружающие нас в атмосферу российской деревни, с ее разнообразием человеческих типов помещиков и крестьян (а вовсе не одних «простолюдинов»), то под пером Григоровича (при том, что современники, тот же Лев Толстой, очень высоко оценили повесть «Антон Горемыка») возникает эдакий этнографический очерк с мелодраматическим сюжетом, написанный на тему «меньших братьев», которых следует пожалеть. Разница в «качестве текста», в силе и энергии лепки характеров, в мастерстве изображения природы и внутренней жизни героев, в языке [105] Вот наугад взятая фраза из «Антона Горемыки»: «…с редкою бледно-желтою бородою, в которой нередко проглядывала седина». , наконец, такова, что не может не броситься в глаза. Тот же Валериан Панаев, несколько умерив свой апологетический пыл в отношении Григоровича, уточняет, что тот сделал «смелый шаг не в смысле литературном, а в смысле социальном» [106] Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. Приложение: Из «Воспоминаний» В. А. Панаева. М., Худ-я лит-ра, 1987. Серия лит-х мемуаров, стр. 231. . Но и социальный смысл у Григоровича ограничивается идеей жалости и сострадания, в то время как Тургенев показывает бездонную нравственную пропасть, пролегшую между лучшими представителями крестьян и «владеющими» ими помещиками…

Григорович всю жизнь был «возле» Тургенева. Весной 1855-го года, вместе с Дружининым, он навестил писателя в Спасском; приятели пробыли у Ивана Сергеевича около месяца и написали за это время совместный фарс «Школа гостеприимства», который затем был ими разыгран перед соседями-помещиками, о чем я еще напишу. Через 26 лет, в 1881 году, Григорович опять прибыл в Спасское навестить Тургенева, в последний раз приехавшего на родину — уже немолодого и больного (через два года его не станет), — в этот раз третьим был Яков Полонский. Тургенев ждал тогда в гости актрису М. Г. Савину, и Григорович служил посредником между ею и хозяином Спасского, нетерпеливо ожидавшего известий о Марье Гавриловне, об ее изменчивых планах. Когда Тургенев умер, именно Григорович был поставлен Литературным фондом во главе комиссии по организации похорон. Он же произнес на тургеневских похоронах многим запомнившуюся речь, не завершенную из-за слез. Вот как об этом вспоминает А. Ф. Кони: «На похоронах Тургенева, которого он сердечно любил, у края могилы он (Григорович, — И. Ч.) стал говорить прощальное слово, но вдруг изменился в лице, заплакал и, горестно махнув дрожащей рукой, замолк…» [107] А. Ф. Кони. Памяти Д. В. Григоровича. Воспоминания о писателях. Л., 1965, стр. 88. . Правда, тогдашние острословы не преминули заподозрить Григоровича в неискренности, и в эпиграмме «на похороны Тургенева» прозвучала обидная для Дмитрия Васильевича фраза: «Григоровича поддельная слеза» [108] См. Е. Н. Опочинин. Дмитрий Васильевич Григорович. Мемуары. 1928. Сам автор мемуаров протестует против этой фразы. .

Как бы то ни было, Григорович Тургенева любил, был ему предан и, по слову И. А. Гончарова, «играл первую скрипку» в его оркестре [109] См. Д. В. Григорович. Письма к И. Тургеневу и Я. П. Полонскому. Тургеневский сборник. Материалы к полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева. Л., Наука, 1968, стр. 398. . Но нужно сказать несколько слов о самом Григоровиче.

О Григоровиче лучше всех рассказал он сам в своих «Литературных воспоминаниях» [110] Д. В. Григорович. Литературные воспоминания. Худ-я лит-a, М., 1961 (далее все ссылки даются по этому изданию). . Судьбу писателя, прожившего 77 лет и пережившего почти всех своих великих современников, — годы его жизни 1822–1899, — не назовешь обычной. Во-первых, хотя он рос в России, в деревне на берегах Оки, но воспитали его француженки. Его мать и бабушка (отца-украинца он лишился в 8 лет), были эмигрантками из Франции. По материнской линии писатель восходил к французскому роялисту, казненному на гильотине в период якобинского террора. Обе женщины, ставшие волею судеб российскими помещицами, говорили исключительно по-французски: русскому языку мальчик учился у дворовых и крестьян. Французский язык, бывший для писателя родным, очень пригодится ему впоследствии, когда он станет спутником и переводчиком Александра Дюма в прогулках последнего по Петербургу и окрестностям… Но вырасти в русского беллетриста, бытописателя крестьянства при том, что до 14 лет практически не говорить по-русски… что-то не припомню таких примеров… разве что уникальный случай Екатерины Второй, научившейся не только говорить, но и писать письма и комедии по-русски. Сам Григорович постоянно подчеркивал, что осваивать русский язык было ему нелегко, что он упорно этим занимался и что некоторые коллеги по писательскому цеху, в частности московский «кружок» драматурга Ал. Н. Островского, Аполлон Григорьев и Писемский, кололи его «французским происхождением»: где, дескать, иностранцу понять и изобразить российского мужика [111] Моя живость, истолкованная недостатком «разумного спокойствия» и легкомыслием, была, по мнению кружка Островского, совершенно, впрочем, естественным явлением со стороны человека, у которого мать француженка. Национальность моей матери была даже печатно приведена Аполл. Григорьевым при разборе романа «Рыбаки» как доказательство, что в романе этом нет, да и не может быть ничего русского, что я вообще, при всем старании, нахожусь, по крови моей, в невозможности постичь дух русского народа. Такое же мнение выражено было мне раз А. Ф. Писемским после напечатания повести его «Плотничья артель». «Оставили бы, право, писать о мужиках, — сказал он мне, — где вам, джентльменам, заниматься этим? Предоставьте это нам; это же наше дело, я сам мужик!» Д. В. Григорович. Литературные воспоминания, стр. 135. …