Николай Старшинов - Зарево над волнами

- Пардон, - пренебрежительно бросил Сморжевский и устремился к немецкому солдату, который целился в одного из наших разведчиков.

Бойцы отделения проникли в складское, помещение. Вдоль стен громоздились высокие штабеля разнообразных ящиков, мешков, бочек.

- Ребята, взгляните только, шоколад! - крикнула Зина Романова. - А надписи-то, надписи на ящиках наши - русские.

- Уничтожить, - распорядился командир. - Все до капли уничтожить!

- Так наше же...

- Прекратить разговоры! Склад запылал.

Видимо, в нем оказалось продовольствие, взятое из недавно разграбленной карателями партизанской базы. Об этом печальном случае мы знали еще на Большой земле. И вот представилась возможность лишить противника недавно добытых трофеев.

У второго склада бой вспыхнул с новой силой. Целый час дрались моряки, пока им удалось подавить сопротивление немецкой охраны. В помещении оказались боеприпасы. Их тоже подожгли.

На пути отделения старшины 2 статьи Зайцева оказалась сильная огневая точка. Бойцы несколько раз ходили в атаку, но никак не могли ее подавить. Тогда командир отделения организовал несколько ложных лобовых атак, а сам с двумя бойцами пополз в обход. В тот момент, когда вражеские пулеметчики готовились к отражению очередного натиска в лоб, Зайцев с тыловой стороны швырнул в блиндаж связку гранат. Громыхнул тяжелый удар. Когда столб огня и пыли осел, на месте огневой точки дыбилась лишь бесформенная груда камней и бревен.

В одной из многочисленных атак тяжелое ранение получил комиссар отряда Серавин.

Бой принимал затяжной характер. На подмогу вражескому гарнизону спешили свежие силы. Было принято решение отходить в горы. Отбиваясь от преследующего врага, моряки постепенно оттягивались по крутым скатам, неся с собой раненых товарищей.

На рассвете стрельба стихла. Белые космы тумана медленно сползали по ущельям и таяли, словно растворялись в волнистой ряби моря. Со стороны Утришенка доносились глухие разрывы. Это продолжали рваться боеприпасы в подожженных складах.

Едва передохнув, моряки снова двинулись в путь. Нелегко идти по горным круговертям да еще нести на плечах раненых. Двое из них находились в особенно тяжелом состоянии. Краснофлотец Аркуша бредил. Комиссар отряда Серавин боль переносил молча, но на его лице отражалось такое нечеловеческое страдание, что даже у видавших виды бойцов сжимались сердца. На одном из привалов Аркуша скончался. Тело его не оставили врагу - понесли дальше.

Двое суток пробирались разведчики по горным тропам. Усталые, без воды и пищи, они с трудом передвигали одеревеневшие ноги.

- Стойте! - послышался негромкий, но властный окрик комиссара. - Стойте! Люди замерли.

- Подойдите ко мне, - попросил Серавин.

Он отлично понимал, что силы у всех иссякли и моряки больше не в состоянии продолжать путь с такой тяжелой ношей. Комиссар смотрел на утомленных, еле стоявших на ногах Левина, Алешичева, Игнатьева, Жукова, Зайцева, Дроздова... Родные, бесконечно родные лица.

- Слушайте, - снова заговорил комиссар. - Слушайте и постарайтесь меня правильно понять.

Он попросил боевых друзей похоронить Аркушу, а его, Серавина, оставить у могилы с автоматом и гранатами.

- Иначе, друзья, вам не выйти. А я, быть может, еще смогу сослужить последнюю службу - если немцы сунутся за вами в погоню, не пропущу их по этой тропинке.

Никто не проронил ни слова. Когда комиссар окончил, разведчики, не сговариваясь, словно по команде, подняли носилки и пошли вперед.

- Послушайте, - начал было комиссар.

- Не надо нас обижать, - сдержанно ответил за всех Борис Жуков. - Мы ведь, товарищ комиссар, черноморцы!

На третье утро группа кружным путем вышла к горе Медведь. Здесь разведчики похоронили своего боевого друга краснофлотца Аркушу. Не было громких речей. Не гремел традиционный салют - нельзя, рядом враг. Люди сурово клялись на могиле товарища до последнего вздоха сражаться за честь и независимость любимой Родины, громить проклятого врага без пощады, не знать страха в бою.

Вдали голубело ласковое море. Солнечные лучи щедро окрашивали его утренней позолотой. Все казалось тихим и безмятежным... Если бы не эта скорбная могила друга, если бы не черноватая дымка над Новороссийском, где гремели жаркие бои.

- Клянусь! - склонил голову младший политрук

Иван Левин.

- Клянусь! - четко произнес старшина Николай

Алешичев.

- Клянусь!

- Клянусь!..

Клятва звучала тихо. Да и не нужны громкие слова, если самое главное западает в душу, становится частицей человеческого сознания.

Вражеский лазутчик

Всем надоели вечные жалобы краснофлотца Михаила Фомина.

- За что на меня такая напасть? - твердил он в который раз. - Ребята ходят на задания, бьют фрицев, а я торчу у котлов с кашей, к тому же, учтите, без специального образования.

Действительно, поварского образования у Фомина не было, но готовил он по тем временам довольно вкусно, как мог, старался угодить разведчикам. Только при каждом удобном случае просился на задание.

- Поймите, товарищ Фомин, - урезонивал его командир, - подменить вас некем.

Однажды к нам прибыло пополнение. Неведомо каким образом Фомин навел интересующие его справки. Он первым примчался к командиру с известием, что среди вновь прибывших есть самый настоящий кок "со специальным образованием". Проверили. Сведения подтвердились. С пополнением к нам прибыл один младший сержант по специальности кок.

Кто-кто, а Фомин радовался больше всех, сдавая немудреное камбузное хозяйство новичку.

Готовить пищу новый кок умел. Особенно раскрывались его способности, когда та или иная группа разведчиков возвращалась с очередного задания. По давно заведенному правилу вернувшиеся на Большую землю наскоро приводили в порядок свой туалет и являлись на камбуз, чтобы "наверстать упущенное", как любил выражаться наш неугомонный одессит Володя Сморжевский. Кок умел всем угодить, знал вкусы почти каждого разведчика и готовил им самые любимые блюда. Например, он подметил, что я неравнодушен к жареному картофелю, и всегда встречал меня на пороге камбуза со сковородкой в руках. В ней исходила ароматным паром румяная картошка.

Во время таких пиршеств кок неотлучно находился у столов, внимательно слушал рассказчиков (а их в таких случаях бывает немало), расспрашивал, интересовался деталями операции.

Через некоторое время наш младший сержант тоже попросился на задание.

- Что же мне с вами делать? - сокрушался командир. - Поймите, хорошо приготовленная пища это тоже немаловажный вклад в боевую операцию.

- Понимаю, - вежливо отвечал кок, - но чем, скажите, я хуже других?

Отказать ему было трудно, тем более, что подельчивый и добрый по натуре Фомин добровольно вызвался на время подменить нашего кока на камбузе.